Достоевский, с легкой улыбкой, словно весеннее утро, пробивающееся сквозь облака, произнес:
– О, мой дорогой Максимка! Ты прав, нужно ценить каждый миг, даже если он завуален сумрачными тенями. Порой именно в тенях страдания вспыхивает искра откровения. То, что ты чувствуешь, – есть сама суть нашего бытия.
Максимка, вдруг осознав нечто важное, кивнул с недоумением, словно поймав едва уловимый ветер:
– Может, ты и вправду прав. Пусть даже лишь одна пара глаз может увидеть тайну. – Он вдруг вспомнил Лилию, и лицо его осветилось. – Если я втайне буду счастлив – это уже неплохо! Даже если, наврав себе, я буду страдать. Может, стоит рискнуть и заглянуть в мой собственный мир?
– Да, мой юный друг, – ответил Достоевский с надеждой в голосе, как будто держал в руках хрупкое семя, ожидающее тепла. – Хотелось бы мне верить, что ты осветишь его своим внутренним светом. Страдания и есть тот самый ключ к самопознанию, открывающий нам загадки человеческого существования. Это как если бы безумный шутник подсунул тебе билет в лунапарк, где все над тобой смеются, а ты, надев маску мудреца, стараешься понять, почему поезд счастья катится мимо…
Внезапно в разговор вмешался Кант:
– Я решительно отвергаю возможность существования явлений, доступных исключительно одному субъекту. Ведь познание реальности должно иметь объективные, всеобщие основания.
Достоевский задумался:
– Но, Иммануил, разве не может быть так, что некоторые аспекты реальности постигаемы лишь через призму уникального опыта каждого человека? Разве не важна эта индивидуальность, ускользающая от рациональных схем?
– Если такие личные феномены существовали бы, они не могли бы быть предметом научного познания! Наука базируется на интерсубъективности – проверке и воспроизведении опыта другими.
Достоевский загадочно улыбнулся:
– Не в глубинах ли души, недоступных анализу, скрыты истоки нашего существования?
– Об этом может быть любопытно порассуждать, но я все же считаю, что познание должно основываться на общезначимых принципах. В противном случае мы рискуем погрузиться в пучину субъективизма.