Максимка охнул: «Как мужик узнал о Лилии?». Его мысли закружились, как листья, которые ветер подхватил и разнес по небу. «Что, если Лилия на самом деле – это просто плод моего воображения?» – шевельнулось что-то в его голове. Но тут же его внимание отвлекло что-то внизу: ящерица быстро проскользнула мимо, и он кинулся за ней, забыв про философию и о том, что там, на скамейке, продолжали спорить Кант с Сартром.
– В этом мире есть место и ящерицам, – прокричал Ницше, наблюдая за стремительным бегством Максимки. – Даже если они – всего лишь иллюзия!
И, скрестив ноги, он с улыбкой уставился на мир, полный чудес – реальных и ненастоящих, говоря вслух с самим собой:
– Каждый из нас строит свой мир, игнорируя звезды, скрытые лесом предрассудков – будто в нем есть что-то важное и жизнеутверждающее!
Его созерцание было прервано голосом Сартра:
– Ну, послушайте, Ницше, – произнес Сартр с горящими глазами и весьма свирепым видом. – Разве возможно, чтобы феномены существовали исключительно для одного субъекта? Сознание всегда связано с другим! Реальность просто не может быть заключена в одном единственном опыте, понимаете?
– О, Сартр! – Легкая усмешка тронула рот Ницше. – Как же свежо! Прямо как хлеб из печи! Но не стоит забывать, что я полностью отвергаю идею объективной реальности. Каждый из нас создает свою собственную «перспективу», словно художник, раскрашивающий мир своими уникальными цветами. Так почему бы и не решить, что некоторые интерпретации доступны лишь избранным?
Сартр сильно нахмурился, словно погрузившись в свои философские глубины:
– Вы не понимаете! Это противоречит всей моей философии! Я же стремлюсь расколдовать ограниченность субъективного, открыть мир, словно книгу, всем другим сознаниям. Явление, изолированное в одном, просто не может похвастаться подлинным бытием!
Ницше с легкой усмешкой пожал плечами и потер подбородок, словно размышляя о величии мироздания и самого себя. Его глаза сверкали, как алмаз в магазине побрякушек: