терять, ты
свободен и счастлив этим во всех остальных своих жизненных проявлениях.
Приближения и защиты диссертаций, звания и должности, престижные работы
за границей и весомые заработки — никогда не стояли в одном ряду у Василия
Федоровича с этим воспоминанием детства, оно всегда значилось в заглавном
ряду его переживаний, всегда главенствовало и вело. Можно сказать, что все
вдохновение жизни Василия Федоровича звучало аккордом трех не испачканных
дней. И может потому, в основном, профессор игриво и ласково любил только
джаз: сквозь всю его жизнь, сквозь все его мелодии жизненных ситуаций
выводился мотив словно трех нот — мотив трех незабываемых дней, вся жизнь
его была импровизацией на их непорочную тему. Он и сегодня, вскочивши с
дивана, понял, что он снова оказался на пути к заветной цели: 'Скоро
состоится для него получение дружбы 'Лоли'. И может быть это будет великое
счастье, если этому кто-то помешает!..'
Юлия была приятно удивлена, что отец ее, 'рыцарь чести', как она всегда
говорила в его адрес, когда он, в очередной раз, сдерживал атаку
'соблазнителя' — молодого человека на ее 'целомудрие', так вот, она была
удивлена в этот день услышанному от папы:
— Нравится ли тебе, дочь моя, — ласково и торжественно сказал он за
утренним питием ко-фе, — кто-нибудь? Есть ли у тебя сердечные взгляды на
кого-то из мужского племени?
— Отчего же так витиевато? — спросила Юлия. — Уж не сам ли ты хочешь
тем самым объясниться мне, что ты желаешь жениться?
— Сам? — коротко спросил отец и насторожился.
— Вот это да! — удивилась еще больше дочь, — 'рыцарь чести'
закончился! — и шутливо добавила: пора 'спихнуть' и дочь в сторонку, чтобы
не мешала супружеской жизни?
— Юленька! Как ты можешь так говорить, откуда, с чего такие выводы? —
обиженно отодвинув чашечку кофе от себя, сказал профессор, выказывая тем
самым, что ему дискомфортно продолжать питье при таком отношении к отцу.
— Интересно! — воскликнула она, — значит я буду наблюдателем, немым
созерцателем вашего семейного счастья?
— Не наблюдателем, а участником, — немного огрызнулся отец.
— Ах да! Она меня удочерит, обласкает и
будет воспитывать.
— Не иронизируй, Юлия! Я не собираюсь никого приводить в дом.
— Извини, папа… Но тогда я ничего не понимаю… Хотя… Это еще мне
кажется грустнее, в какой-то мере… Ты уйдешь к ней?
— Никуда я не уйду, мы будем продолжать жить вместе, Юлия, — строго
сказал отец.
— Ты передумал, папа? Из-за меня, да? Прости меня, не обижайся,
пожалуйста, — засуетилась дочь.
— Я не передумал, но ты не ответила на вопрос, Юлия! Я серьезно тебя
спрашиваю: есть ли кто у тебя?
— Отношений ни с кем и никаких нет, конечно же, но…
— Что?
— Один человек нравится, даже не знаю чем, не могу объяснить, но…
— Почему опять 'но'?
— Не нашего круга он.
— Я его знаю?
— Да.
— Близко?
— Не то чтобы так, но встречаешься с ним периодически.
— Может все-таки назовешь его и не будешь выражаться витиевато?
— Какой хитренький ты, папа! — воскликнула Юля. — Самому значит
можно, да!? — улыбчиво заглянула в глаза профессора дочь.
— Ладно. Можешь не называть, — отмахнулся рукой от дочери Василий
Федорович и встал из-за кухонного стола, намереваясь пройти в свой кабинет.
— Ну хватит тебе, не обижайся, пап, — немного покраснев и опустивши
свой взгляд на стол, извинительно и ласково проговорила Юля, — я разберусь
хорошенько и обязательно тебе скажу, честное слово, — сказала она и на
мгновение взглянула в глаза отцу, чтобы проверить его реакцию.
— Ты как ребенок, Юленька! — размашисто и удивленно развел руками в
стороны профессор.
— Ты абсолютно прав. В этом я и в самом деле еще маленькая девочка, —
оправдалась Юля и лукаво посмотрела на отца исподлобья.
— Раз так, то по логике: большие учат маленьких. Будем учить, —
твердо и даже Юле показалось, что не шутя, сказал Василий Федорович и
отправился к себе в кабинет…
Замысел
Когда профессор покинул интегральную фирму 'Обратная сторона', то он
совершенно ни о чем не догадывался, не мог себе и вообразить даже, что
именно неотступно и практически неотвратимо теперь означало его посещение
этой фирмы в его последующей жизни,