освоенной им на протяжении жизни логики. 'Ну, это же не логично!' —
думалось ему, — 'Как можно поверить в такое?!' — спрашивал он сам у себя,
— 'Виктория Леонидовна Юсман вовсе не Виктория Леонидовна Юсман, а
Бондаревски Юрий Анатольевич! Не женщина, а мужчина, вернее — мужчина в
женском теле! Не верю!.. Не… верю… Но…, собственно говоря…, почему
бы и не… поверить?.. Чертовщина какая-то, дъявольщина и только!' —
разочарованно вскочил с дивана профессор и несколько раз бегло туда-сюда, от
окна к двери, прошелся по кабинету и снова размашисто уселся на свой диван.
'А хорошо бы, если все так!' — опять размышлялось ему, и он, медленно и с
предвкушением наслаждения закрыл свои счастливые глаза и стал погружаться в
полудрему, пытаясь разглядеть, в теперь видимых им внутренне мельтешениях
необъяснимых форм, образ любимой женщины, своей второй супруги — Юлиной
мамы, давно ушедшей, но ставшей от этого еще ближе ему, Василию Федоровичу,
потому что была она с тех пор и сейчас, всегда и везде рядом в помыслах и в
переживаниях чувств и даже — ощутимо рядом, в реальности, в образе дочери,
которая удивительно копировала свою мать и телом и душою и разумом, и
Аршиинкин-Мертвяк все больше с годами, труднее мог различить, разобрать,
кого же он остался любить: дочь Юлию или жену Катеньку? От этого он часто
терялся и порою, с громадным трудом успевал себя остановить, не решиться
войти на ночь в спальню к Юлии. И Юлия, порою, кажется замечала, о чем—то
догадывалась, особенно, когда отец ласкал ее в ранней юности. Были моменты,
когда она просыпалась и тут же, открывая глаза, упиралась своим сонливым
взглядом в отца, стоящего у ее кровати: так, бывало, он стоял и смотрел, не
в силах подолгу отойти от дочери, а она, ничего не понимая, смотрела на него
и девственно снова засыпала под его присмотром. Он ревновал свою дочь ко
всем взглядам молодых людей на нее, будь то на улице, в метро, в
Университете или в каком-либо другом месте. Теперь дочь приобрела молодую,
налитую свежестью упругую плоть, и такую же как и была у Катеньки смуглую,
шелковисто-ароматную кожу. Девчоночным задором курносились ее груди как и у
Кати. Смоляного цвета волосы до плеч, распущенные и пышные кое-где самой
природой разбросано — сворачивались они в крупные пружины плавно и
мелодично обвисающие от своей тяжести. Прон-зительно карие глаза, понимающие
и отзывчивые. Строгая, но невероятно женственная улыбка губ. Были моменты,
когда профессора просто валило с ног от безумного желания обладать всеми
этими прелестями! Но, как же дико и не по-человечески несправедливо
издевалась над ним природа его жизни теперь: Аршиинкин-Мертвяк пребывал в
состоянии человека, у которого отняли что-то сокровенное, во что он безумно
был влюблен. Создавалось полное впечатление, что его супруга продолжала с
ним жить, но только словно за невидимой, прозрачной и неощутимой преградой,
нарушить которую он был не в состоянии. Будто супруга забыла его как мужа и
теперь отчетливо и реально играла роль его дочери, но достучаться и
напомнить о себе и совершенно не дождаться окончания спектакля! Профессор
понимал это ясно, даже надежда была абсолютно исключена — словно актер
обезумел! Жена его Катенька, в образе, в роли его дочери Юлии! Как бред! Но
реальность!
— Папа, — в прикрытую дверь кабинета постучалась Юлия. — Твой кофе
готов.
'Обратная Сторона'
— Алло. Это телефон… номер… семь нулей?
— Да. Вы звоните правильно.
— Интегральная фирма 'Обратная сторона'?
— Секретарь Интегральной фирмы 'Обратная сторона' слушает вас.
— Будьте добры, подскажите: как и когда я могу у вас
проконсультироваться?
— Мы работаем с десяти до восемнадцати часов ежедневно, суббота и
воскресенье — выходные дни, перерыв с часа до двух, но для того, чтобы вас
проконсультировали, вам понадобится записаться на прием. Какой день и время
удобны для вас?
— Неплохо бы…э…э-э…, сейчас сориентируюсь…
— Ничего страшного, я подожду, не торопитесь.
— Кажется, в пятницу лучше всего.
— Это уж вам решать, когда лучше. Так что, записывать на пятницу?
— Да. Если можно, то, пожалуйста, на пятницу.
— На который час?
— Думаю…, часика на три. Можно так?
— Записываю вас на пятнадцать часов. Большая просьба