что, я
думал, было моей 'силой видения'. Я фокусировал свой
пристальный взгляд на всем вокруг меня. Я был убежден, что я
мог 'видеть' все, и, тем не менее, весь мир выглядел таким
же, насколько я оценивал. Я старался 'видеть' до тех пор,
пока не стало совершенно темно. Наконец, я перестал
стараться, лег и заснул.
Я проснулся, когда дон Хуан покрывал меня одеялом. У
меня болела голова и тошнило. Потом я почувствовал себя
лучше и крепко заснул до следующего дня.
Утром я был собой снова. Я нетерпеливо спросил дона
Хуана:
— Что происходило со мной?
Дон Хуан скромно засмеялся.
— Ты ходил смотреть хранителя, и, конечно, ты нашел
его, — сказал он.
— Но что это было, дон Хуан?
— Страж, хранитель, часовой другого мира, — сказал дон
Хуан убедительно.
Я намеревался рассказать ему подробности об этом
зловещем и безобразном звере, но он не обратил внимания на
мою попытку, сказав, что мое переживание не было особенным,
что любой человек мог пережить это.
Я сказал ему, что хранитель вызвал во мне такой шок,
что я действительно не был еще способен думать об этом.
Дон Хуан рассмеялся и высмеял то, что он называл
сверхдраматической наклонностью моей натуры.
— Эта вещь, чем бы она ни была, задела меня, — сказал
я. — это было так реально, как ты и я.
— Конечно, это было реально. Причинила ли она вам боль,
или нет?
Когда я вспоминал свои переживания, мое возбуждение
росло. Дон Хуан велел мне успокоиться. Затем он спросил
меня, действительно ли я боялся его; он подчеркнул слова
'действительно'.
— Я был ошеломлен, — сказал я. — Никогда в моей жизни у
меня не было переживания такого благоговейного страха.
— Брось, — сказал он, смеясь. — Тебе было нечего
бояться.
— Я клянусь тебе, — сказал я м искренней страстью, —
что если бы я мог двигаться, я убежал бы в истерике.
Он нашел мое утверждение очень забавным и захохотал во
все горло.
— Что же заставило меня видеть это чудовище, дон Хуан?
Он стал серьезным и пристально посмотрел на меня.
— Это был страж, — сказал он. — если ты хочешь
в и д е т ь , ты должен победить стража.
— Но как я могу победить его, дон Хуан? Он, возможно,
сто футов высотой.
Дон Хуан засмеялся так сильно, что слезы потекли из его
глаз.
— Почему ты не позволяешь мне рассказать тебе о том,
что я видел, таким образом здесь не было бы ничего
непонятного? — сказал я.
— Если это делает тебя счастливым, продолжай,
рассказывай мне.
Я рассказал все, что я мог вспомнить, но это, казалось,
не изменило его настроения.
— Однако, в этом ничего нового, — сказал он, улыбаясь.
— Но как ты ожидаешь, что я смогу победить вещь,
подобную этой? Чем?
Он замолчал и совершенно успокоился. Затем он
повернулся ко мне и сказал:
— Ты боялся в действительности? Тебе было больно, но ты
не боялся.
Он откинулся на какие-то узлы и закинул руки за голову.
Я подумал, что он оставил этот разговор.
— Ты знаешь, — сказал он неожиданно, смотря на крышу
рамады, — каждый человек может в и д е т ь стража. Страж
иногда является некоторым из нас устрашающим зверем высотой
до неба. Ты счастливец; для тебя он был только сто футов
высотой. И все же его секрет очень прост.
Он замолчал на мгновение и замурлыкал мексиканскую
песенку.
— Страж другого мира был комар, — сказал он медленно,
как будто измеряя действие своих слов.
— Извините.
— Страж другого мира — комар, — повторил он. — то, с
чем ты встретился вчера, был комар; и этот маленький комар
не пропустит тебя, пока ты не победишь его.
В этот момент я не хотел верить в то, что говорил дон
Хуан, но, припомнив по порядку свою встречу, я должен был
согласиться, что в один момент я смотрел на комара, а
мгновение спустя произошел вид миража, и я увидел зверя.
— Но как мог комар повредить мне, дон Хуан? — спросил
я, действительно сбитый с толку.
— Он был не комаром, когда причинял тебе боль, — сказал
он, — он был стражем другого мира. Возможно, однажды ты
соберешься с мужеством победить его. Не теперь, я думаю;
теперь он для тебя стофутовый брызгающий зверь. Но нечего
говорить об этом. Стоять перед ним — это не подвиг; поэтому,
если ты хочешь знать больше об этом, ты должен найти стража
снова.