сели на чистое место перед дверью. Был теплый ясный
день, но вечером был достаточно ощутимый ветерок, чтобы
чувствовать себя приятно.
— Почему тебе надо так усердно настаивать на этом? —
внезапно сказал дон Хуан. — сколько лет ты уже говоришь, что
не хочешь больше учиться?
— Три.
— Почему ты так беспокоишься насчет этого?
— Я чувствую, что предаю тебя, дон Хуан. Наверно,
поэтому я все время об этом говорю.
— Ты меня не предаешь.
— Ты обманулся во мне. Я убежал. Я чувствую, что я
побежден.
— Ты делаешь то, что можешь. Кроме того, ты еще не был
побежден. То, чему мне надо тебя учить, очень трудно. По
крайней мере, я нашел это, пожалуй, еще более трудным, чем
ты.
— Но ты держался за это, дон Хуан. Мой же случай иной.
Я сдался, и пришел тебя навестить не потому, что я хочу
учиться, но лишь потому, что я хотел попросить тебя
прояснить некоторые моменты в моей работе.
Дон Хуан секунду смотрел на меня, а затем отвел взгляд.
— Ты должен позволить дымку увести тебя, — сказал он с
нажимом.
— Нет, дон Хуан, я не могу больше использовать твой
дымок. Я думаю, что я выдохся уже.
— Ты еще даже не начал.
— Я слишком боюсь.
— Значит, ты боишься. Нет ничего нового в страхе. Не
думай о том, что ты боишься. Думай о чудесах в и д е-
н ь я .
— Я искренне хотел бы думать об этих чудесах, но я не
могу. Когда я думаю о твоем дымке, то я чувствую своего рода
тьму, наплывающую на меня. Это как если бы на земле не было
больше людей, никого, к кому бы повернуться. Твой дымок
показал мне бездонность одиночества, дон Хуан.
— Это неверно. Возьми, например, меня. Дымок — мой
олли, а я не ощущаю такого одиночества.
— Но ты другой. Ты победил свой страх.
Дон Хуан нежно похлопал меня по плечу.
— Ты не боишься, — сказал он мягко. Его голос нес в
себе странное обвинение.
— Разве я лгу о своем страхе, дон Хуан?
— Мне нет дела до лжи, — сказала он резко. — мне есть
дело до кое-чего иного. Причина того, что ты не хочешь
учиться, лежит не в том, что ты боишься. Это что-то другое.
Я настойчиво подталкивал его сказать мне, что же это
такое. Я спорил с ним, но он ничего не сказал; он просто
тряс головой, как бы не в силах поверить, что я не знаю это
сам.
Я сказал ему, что, может, это инерция удерживает меня
от учения. Он захотел узнать значение слова инерция. Я
прочел ему в словаре: «тенденция материи сохранять покой,
если она в покое, или, если она движется, сохранять движение
в том же направлении, если на нее не действует какая-нибудь
посторонняя сила».
— Если на нее не действует какая-нибудь посторонняя
сила, — повторил он. — Это, пожалуй, лучшие слова, которые
ты нашел. Я уже говорил тебе, что только дырявый горшок
может взять на себя задачу стать человеком знания своими
собственными силами. Человека с трезвой головой надо завести
в учение хитростями (трюками).
— Но я уверен, нашлась бы масса людей, которые с
радостью взяла бы на себя такую задачу, — сказал я.
— Да, но все они не в счет. Они обычно уже с трещиной.
Они подобны глиняным хумам (большие кувшины для воды),
которые снаружи выглядят целыми, но потекут в ту же минуту,
как только приложить к ним давление, как только наполнить их
водой. Мне однажды пришлось ввести тебя в учение хитростью,
тем же самым способом, каким мой бенефактор ввел меня. В
противном случае ты не научился бы и тому, что знаешь
сейчас. Может быть, пришло время вновь применить к тебе
хитрость.
Хитрость, о которой он напомнил, была одним из самых
напряженных этапов моего ученичества. Это произошло уже
несколько лет назад, но в моем мозгу все это еще столь живо,
как если бы случилось только что. Путем очень искусных
манипуляций дон Хуан заставил меня однажды войти в прямое и
ужасное столкновение с женщиной, имевшей репутацию колдуньи.
Столкновение привело к глубокой враждебности с ее стороны.
Дон Хуан пользовался моим страхом этой женщины, как
мотивировкой для того, чтобы продолжать учение, утверждая,
что я должен учиться дальше магии для того, чтобы защищать
себя от ее магических нападений. Конечный результат его
«хитрости» был столь убедительным, что я искренне
почувствовал, что не имею никакого другого выхода, как
только учиться все больше и больше, если только хочу
остаться в живых.
— Если ты хочешь пугать меня опять этой женщиной, то я
просто не приеду больше, — сказал я.
Смех дон Хуана был очень веселым.
— Не горюй, — сказал он ободряюще. — Трюки со страхом
больше не пройдут с тобой. Ты больше не боишься. Но если
понадобится, то к тебе можно применить хитрость