Глава 6. Гордей
Сознание медленно возвращалось. Словно уносимый вдаль стремительным течением, Ниов продвигался по длинному светлому тоннелю к ослепительному белому сиянию, ощущая лишь бесконечное движение вокруг и внезапную острую тишину.
Грубый шлепок по щеке вырвал его из небытия и заставил поднять веки.
– Живой! – облегчённо констатировал заботливо склонившийся над ним весь мокрый Гордей и, обернувшись, радостно заорал кому-то за спиной: – Живой!
Послышались неразборчивые девичьи ахи-вздохи, какая-то возня, и невесть откуда взявшаяся Аглашка, заботливо приподняв его голову, мягко подложила под шею скатанный валик. За ней вновь подскочил Гордей, поднося к губам полупустое колодезное ведро. Чувствуя, как в груди всё горит, Ниов сделал пару жадных глотков и отвалился от края.
– Ну, ты, брат, даёшь, – вне себя от возбуждения принялся скакать по поляне Гордей, вздымая руки кверху: – Ты зачем в колодец-то полез?
Не добившись от Ниова сколь-нибудь вразумительного ответа, Гордей принялся рассказывать сам, шаг за шагом восстанавливая цепь событий.
Нагнав по пути неспешно шествующую на ярмарку Аглашку, Гордей по-джентльменски вызвался сопровождать её через Дубраву. Слегка отвлёкшись от истинной цели их похода, они дали по лесу крюк, завернув в охотничью сторожку, исключительно для того, чтобы, как утверждал отчего-то вспыхнувший пунцовым маком Гордей, проверить, не завалялись ли там после охотников остатки дичи на продажу. После чего, уже опаздывая к открытию, заторопились напрямки и выбежали к той самой поповской избе. Увидав раскиданные по траве обрывки рубахи и сиротливо болтающееся на цепи ведро, Гордей насторожился, а едва Аглашка угодила ногой в крапиву и укололась, то сразу подняла визг до небес. Это, однако, оказалась не крапива, а обычная трава, а ногу ей порезал острый наконечник стрелы-амулета, валявшийся в кустах. Сообразив, что дело нечисто, Гордей кинулся осматривать поляну, а перепуганная до смерти Аглашка подсобила и в третий раз, решив напиться.
Перегнувшись через полусгнившие края колодца и, увидав внизу белеющее тело, она заорала что есть мочи, переполошив всех птиц в округе, и Гордей, скумекав, что это и есть его сотоварищ, полез вниз доставать Ниова. С горем пополам вытащив его из колодца, они распластали хладное тело на траве и принялись давить на грудь и хлестать по щекам, откачивая утопленника.
Теперь, слава богу, всё было позади. Пришедший в себя Ниов попробовал встать, и только Аглашка, за полчаса поседевшая от пережитого стресса, наотрез отказалась идти на какую-либо ярмарку, заявив, что на сегодня она уже нахлебалась развлечений.
Убедившись, что Ниов худо-бедно держится на ногах, Гордей извиняющимся тоном объявил, что раз такое дело, долг зовёт его сопроводить икающую от переизбытка впечатлений Аглашку до дома, и, отмахнувшись от него рукой, Ниов поковылял к поленнице и стал смотреть, как их спины удаляются в лес, исчезая среди деревьев.
Грудь натужно болела, пазухи носа будто раздирало изнутри, и, привалившись спиной к бревёшкам, он скользнул на корточки, бессмысленно теребя в руке возвращённый Гордеем амулет. Металлическая крышка была откинута, но внутри было пусто. Серебристая прядь испарилась вместе с русалкой.