Тихий ангел
Не прерывай сна наяву,
Где я сражен стрелой колючей
И ту стрелу из раны жгучей
Воображением тяну.
1
Мне достался ржавый меч и нагрудник с огромной вмятиной посередине и двумя рваными ремнями с правой стороны. Среди новобранцев я был самый хилый и низкорослый, меня поставили в хвост, и когда подошла моя очередь, у оружейника осталось то, что осталось. Он честно попробовал нацепить на меня доспех и как-то приладить его, но, поняв всю тщету, бросил свои попытки вместе с нагрудником на землю.
– Все одно, убьют тебя сразу, в латах или без, – философски заключил старый вояка, но, взглянув на мою несчастную физиономию, немного ласковее добавил: – Мы все мрем, сынок, рано или поздно. – Он повернулся к остальным и, покраснев от напряжения, проорал: – Молодому Йорку нужно «свежее мясо», так идите и сложите свои никчемные головы за будущего короля!
Нас построили возле шатра с гербом Йорков, оружейник что-то шепнул охраннику, тот юркнул внутрь, и через минуту к строю вышел рыцарь. Он был без меча и доспехов, но все выдавало в нем благородное происхождение и привычку властвовать над людьми. Рыцарь придирчиво осматривал пополнение, вглядываясь в каждого, мимо кого проходил. Иногда он задерживался, но ничем не проявлял своих чувств или мыслей, и следовал дальше. Я, естественно, замыкал строй. Возле меня он остановился и жестом подозвал оружейника.
– Что это? – Рыцарь кивнул на меня.
– Сэр, он подходил по возрасту, мы всего лишь выполняли волю Лорда, собирая всех, кто может удержать меч.
– На что он мне? На что он Йоркам? – Рыцарь схватил оружейника за грудки.
– Сэр Рыцарь, – я сделал шаг вперед, – позвольте мне слово.
Рыцарь отпустил бедного старика и с удивлением посмотрел на меня.
– Ну, говори, храбрец, свое слово.
– Я вызвался сам, Сэр.
– И что заставило такого грозного воина вновь взяться за оружие? – с явной усмешкой проронил рыцарь.
– Йорки обещали вознаграждение.
– Так ты наемник! – расхохотался рыцарь. – Ай да силища, бойтесь, Ланкастеры, вот она, ваша погибель, прямо передо мной.
– Я готов доказать! – выпалил я, обозленный на этого высокомерного человека, на собственное слабосилие, на гогочущий строй товарищей по несчастью.
– И как? – спокойно спросил рыцарь, с интересом разглядывая мой ржавый меч.
– Как вам будет угодно – дрожащим от испуга за собственную дерзость голосом ответил я.
Рыцарь повернулся к строю.
– Отряд, завтра на рассвете выступаем. К вечеру мы должны быть на месте. Когда солнце сменит луну над вашими головами, вы войдете в историю Англии либо слугами нового короля, либо кормом навозных червей. Ничего не бойтесь, с вами Бог и наш юный герой. – Он хлопнул меня по плечу и исчез в своем шатре.
2
Мне досталась самая тихая ангельская труба. Моя светоносность как ангела еще не высока, и в Небесном Воинстве я оказался самым последним, самым тихим ангелом. Помощник Архангела, вручающий трубы, возвещающие победу, с любовью оглядел меня, последним из всего сонма ангелов восшедшего к нему, затем обратил свой взор вверх и протянул мне оставшуюся, самую тихую, трубу. Заметив сужающуюся ауру, он взмахнул белоснежными крылами и молвил:
– Послушай, Свет Божий, как звучит оружие твое. – Он прикоснулся к трубе, и та едва различимо пропела. – Мал золотник, да дорог. Небесное Воинство едино, нет первых и последних, – и он, несильно шевельнув крылами, вернул меня в строй, на место. Высокие ангелы пропели о готовности, и нам явился Архангел Михаил, сверкающий золотыми Доспехами Истины, опоясанный Мечом Веры, со Щитом Любви за спиной. Он провел взором по рядам и произнес:
– В Людском Царствии снова, впрочем, как и обычно, кровопролитие.
В первом ряду хохотнули.
– Таков земной Путь души. – Михаил строго посмотрел на смешливых. – Напоминаю еще раз: я называю эгрегор или место, отзывается труба, воин выходит из строя, – и он, вынув из золотых доспехов пергамент, начал зачитывать народы и страны. При слове «Бриты» вдруг ухнула моя труба и крылья сами вынесли меня из строя. По рядам пробежал шепот удивления: бриты – известные драчуны, и на них новобранца? Я должен был оказаться в конце вызываемых, далеко от Архангела, но очутился подле него. Михаил был также удивлен:
– Тихий ангел к бритам, воистину непостижим выбор Его, но Он так видит, и мы смиренно принимаем Его решение. Знаешь ли ты задачу свою и Главное Правило? – обратился Архангел ко мне.
– Я впервые стою перед Вами, – ответствовал я.
– Ты спустишься в означенное место, против тебя будет посланец с другой стороны. Ваша совместная задача – сохранить баланс в Мире Бога. Твой визави будет собирать какофонию миазмов пролитой крови, тебе же нужна гармония подвига, самопожертвование во имя других, а значит, во имя Бога. Он ждет ее, твоя труба, если это случится, протрубит победу, Его победу. Теперь Правило. Воплощенные в качестве энергетической компенсации за проявленную жизнь имеют право выбора, ты – нет. Дрогнешь, влезешь в карму хотя бы одного – груз его опустит тебя из ангельского мира, и чтобы получить крылья обратно, придется заново проходить ранее пройденный путь. Кармы двоих хватит опалить твои крылья на месте, и ты станешь Падшим.
Архангел снова посмотрел на мою трубу и на всякий случай повторил:
– Бриты. – Труба отозвалась знакомой терцией.
– Непостижимы дела Твои, – закончил Михаил и коснулся перстом моего лба…
3
Во время перехода я сотню раз помянул добрым словом старого оружейника, не обременившего меня тяжелым нагрудником. Не считая ржавой железки, которую Сэр Рыцарь именовал, ни много ни мало, мечом Короля Артура, я шел налегке. Остальные братья по оружию в полной мере ощутили все тяготы солдатской жизни. Уставшие, голодные, мокрые от пота, перемешанного с традиционным нескончаемым дождем, мы представляли жалкое зрелище, чем в полной мере пользовался Сэр Рыцарь. Он верхом объезжал отряд, награждая нас, как ему казалось, остроумными эпитетами. Мы были стадом остриженных овец, скучными мишенями для ланкастерских лучников, сворой беззубых псов и прочим человеческим хламом, от которого следовало бы немедленно избавиться. Ко всему прочему, Сэр Рыцарь не понимал, зачем наши родители тратили силы и время на зачатие такого бесполезного потомства, лучше бы вместо похода на сеновал выпили старого доброго эля, полезнее было бы желудку.
Мы слушали его болтовню молча и бесстрастно. Тратить силы, кои были на пределе, на эмоции не хотелось. А наш военачальник, не желая успокаиваться, благословлял нас на скорую смерть и клялся всеми святыми, что первым ее обретет Геркулес, то есть я. Всякий раз проезжая мимо меня, он пускал коня в галоп, и славная английская грязь комьями летела в мою сторону. К полудню я походил на крестьянское пугало, вороны и вправду облетали наше «воинство», что послужило новым поводом для насмешек доблестного Сэра Рыцаря. На закате, совершенно измученные переходом, мы вышли на опушку леса и наконец услышали долгожданную команду «привал». Я рухнул на сырую землю и провалился в сон…
Мне снился наш отряд, но не в уродливом железе, а в изумительно белоснежных одеждах. Ряды наши были ровны, в руках вместо копий и мечей – трубы, и перед строем не Сэр Рыцарь, а сверкающий золотом Ангел. Он разговаривал со мной, вот бы вспомнить о чем, а в конце разговора коснулся перстом моего лба…
– Подъем, деревенщина, – разбудил меня менее прекрасный, чем у Ангела, голос и тычок в лоб тупым концом копья. – Вставайте, смерть заждалась вас.
Нас расталкивали настоящие солдаты, скорее всего, валлийские пехотинцы, экипированные, прошедшие не одну стычку. Их суровые глаза смотрели не на нас, а сквозь нас, будто бы нас уже не было на этом свете, будто мы призраки, необъяснимым образом еще видимые в этом мире.
Старший из них, осмотрев наш отряд, сонный, неотесанный, галдящий по поводу столь раннего подъема, негромко произнес:
– Дважды повторять не буду. Вы присягнули Йорку, дав согласие явиться сюда, и Йорки уже забрали ваши души. Осталось взять только ваши тела.
– Сэр, а какого дьявола вы так обращаетесь к нам? – в наших рядах наконец-то нашелся смельчак.
– А того самого дьявола, который уже раскрыл свою пасть на твою пустую голову, – повысил голос валлиец и продолжил: – Ваша задача – занять позицию в ивняке у дороги при выезде из леса. Когда появится авангард ланкастерцев, вступить в бой и удерживать головной отряд на опушке…
– До какого момента, сэр? – раздался чей-то голос.
– До последней бездарной жизни, сэр, – съязвил в ответ пехотинец. Неодобрительный ропот пробежал по нашим рядам.
– Предупреждаю: за холмом справа от вас две сотни лучших английских лучников. Любой, решивший покинуть поле боя, не продвинется дальше этого дуба. – Он указал железной перчаткой на старое дерево, растущее возле дороги ярдах в трехстах от нашей позиции. Солдат уже отошел к своим отдать распоряжения, как вдруг обернулся и сказал: – Да, совсем забыл: Сэр Рыцарь приказал Геркулесу, не знаю, о ком речь, не прятаться в кустах, а встретить врага на дороге с открытым забралом. Он желает ему удачи умереть первым в память об их разговоре. А теперь занимайте позицию, ваш сигнал к атаке – тройной крик кукушки, трижды.
Через четверть часа наш деревенский отряд расселся в ивняке с огромным желанием никогда его не покидать, я же стоял в ста ярдах от леса, на середине дороги, один, со своим ржавым мечом и огромным, как и у моих товарищей, желанием провалиться сквозь землю.
4
Я висел над лесной поляной. Сверху мне прекрасно была видна дорога, выходящая из леса, окаймленная густыми ивами. На этих деревьях причудливыми плодами расположились вооруженные люди. Чуть в стороне от дороги, за холмом, полумесяцем выстроились лучники. Внутри леса был самый многочисленный отряд, поделенный пополам, с обеих сторон дороги. Люди в лесу так хорошо сливались с листвой и травой, что я догадался об их присутствии только по эманациям тревоги, ожидания, страха и ненависти.
Во всей этой картине диссонировало одно пятно, точнее, маленький человек на дороге, одинокий и бессмысленный в своем положении.
– Ты за кого? – услышал я голос рядом с собой. Возле меня завис Падший, довольно внушительных размеров. – За Йорков или Ланкастеров?
– Я не знаю, – ответил я. – Я новичок, новобранец.
– Ух ты, первый раз? – неподдельно удивился Падший. – И сразу в пекло. Да, пути Его неисповедимы. Я ставлю на Йорков. У Ланкастеров предатель, он обещал им свободный проход, а Йорки устроили засаду. Эффект неожиданности, и, что приятно, решили подставить своих, а можно было обойтись и без этого. Вот эти, на ивах, смертники, с них и начну. А это что? – Падший указал крылом на одинокую фигуру.
– Не знаю, – снова ответил я.
– Да это же чистая душа, которую Йорки отдают Темному Лорду за победу. Когда я принесу его кровь Хозяину, а она сегодня будет первой, исход сражения решен. Хитрецы, ничего не скажешь. Смотри, началось.
Над лесом забеспокоились встревоженные птицы, пыль, поднятая копытами сотен лошадей, пробивалась сквозь листву еле заметной змейкой, повторяя изгибы лесной дороги, трижды прокричала кукушка, еще раз и еще раз…
5
Земля под ногами задрожала много раньше, чем я услышал топот и лязг идущей через лес армии. Тяжелая конница, не менее полутора сотен голов, галопом двигалась в нашу сторону. Одетые в железо всадники и их кони на полном ходу – тяжелая цель для лучника в лесу, такую махину нужно остановить, разрушить боевой порядок. Можно было повалить дерево, но разведка предупредит основной отряд, и те проведут перестроение для боя. Пятьдесят плохо вооруженных пахарей, мельников и рыбаков на открытом, но узком месте не смогут противостоять такой силе, но, устроив банальную заварушку, остановят стальную змею. И тогда в дело войдут подготовленные люди. Вот для чего мы были нужны, наша роль – поваленное дерево. Грохот движущейся силы приближался. Я уже не понимал, что дрожит сильнее: земля подо мной или мои колени. Страх взял свое. Я бросил меч и отошел на обочину. Хотелось рухнуть в траву, вжаться в землю и заткнуть уши, но тогда моя семья точно не получит той платы, ради которой я вышел на эту дорогу. Трижды прокричала кукушка, еще, еще… Распахнув ветки ив у самой кромки леса, на опушку вылетел авангард противника. Два десятка рыцарей в полном боевом облачении, в цветах Ланкастеров, по трое в ряд, неслись на меня. Едва взглянув на оборванца, стоящего на обочине, один из них достал рог и протрубил сигнал. Рыцари, не останавливаясь, проследовали дальше, по направлению к дубу. Сигнал, по всей видимости, означал «все чисто, можно двигаться». На кукушку в ивняке никто не отреагировал. Люди, не имевшие опыта сражений, не обученные военному искусству, плохо вооруженные, онемели от страха, едва завидев своего противника. Я проводил взглядом авангард и мысленно представил дальнейшие события. Любое движение по дороге после дуба будет командой лучникам на выстрел. С такого расстояния стрелки не нанесут существенного урона ни тяжелым всадникам, ни их лошадям. Сообразив, где находится противник, ланкастерцы развернут боевой порядок основных сил и просто сомнут безоружных людей за холмом. Йорк не пощадит нас за бездействие, для ланкастерцев мы враги, наша участь в любом случае предрешена и печальна.
Не прошло и секунды моих видений, как я понял, что надо спасать стрелков, хотя бы их. Я схватил лежащий в дорожной грязи меч и с воплем, насколько хватало воздуха в легких, ринулся навстречу основному отряду, уже появившемуся на опушке леса. Разведка, услышав крик, развернула коней, не доехав до дуба пятидесяти ярдов. Рыцарь с гербом Ланкастеров на щите, скакавший во главе основного отряда, перешел на шаг и поднял руку, за его спиной протяжно прозвучал рог, конница встала. Я, из последних сил удерживая тяжелый для меня меч, бежал навстречу армии Ланкастеров. Поравнявшись с ивами, я встретился глазами с одним из моих товарищей, и тот, подхватив мой крик, вывалился на дорогу с копьем в руках. Ивы ожили воплями: «Да здравствует Йорк, будь проклят, собака Ланкастер!» В рыцарей полетели копья и топоры. Снова заверещал рог. Конница начала перестроение, первые ряды ощетинились длинными копьями, лес огласился звуком обнажаемых мечей. В наши ряды врезался авангард, зашедший со спины, на дорогу посыпались мечи, доспехи, руки и головы. Ивняк огласили ругательства, стоны, проклятия нашего ополчения и четкие команды солдат. Я получил удар копытом в спину и полетел в объятия лежащего на дороге мельника, разрубленного от левого плеча вниз, к животу. Последнее, что я услышал на этой земле, был звук рога, протрубившего внутри леса о начале атаки.
6
– Ну что, посмотрим, – с блеском в черных глазах проговорил Падший, и мы зависли над лесом. От людей, скрывающихся в листве, поднимались эманации страха и ненависти. Мы переместились к лучникам, за холм – то же самое.
– В ивняке – только страх, – с удовольствием констатировал Падший, – даже капельки ненависти не нахожу. А что с нашим одиноким героем? О, страх, и какой: меч бросил, с дороги сошел, штаны, правда, еще сухие. Наша берет, похоже, дудеть мне, – и он похлопал когтистой лапой по кривой, как рог барана, трубе.
– Не забывай о балансе, событие еще не произошло, – прервал я его болтовню.
– Да помню, помню, а событие вот прямо сейчас и произойдет. – Падший кивнул на опушку леса.
Двадцать всадников выскочили из леса и мчались к одинокой фигуре. Вот они поравнялись с ней, протрубил рог и… они проследовали дальше.
– Какого брата?! – возмутился Падший. – У них есть все для кровопускания, и они не воспользовались этими дарами.
– Тише, – шикнул я на разволновавшегося со-наблюдателя. – Смотри.
Черная чалма страха, окутывавшая голову одиночки, начала развеиваться, он явно о чем-то думал, он принимал решение, страх в его сердце исчез, он делал выбор. Да, от его макушки пробился вдруг белый с золотыми прожилками луч, это было Самопожертвование. Он двинулся навстречу многочисленным вооруженным всадникам, озаряя своим лучом округу. В ивняке также происходили изменения. «Шапки» страха лопались одна за другой. Их меняли совесть, сострадание, раздражение, злость, иногда ненависть, опять совесть, еще и еще, а вот и самопожертвование… Внизу шел бой.
– Труби, чего ждешь? Его взяла. – Падший кивнул вверх и добавил: – А я так этого не оставлю, – и камнем рухнул вниз.
Я выхватил трубу и прижал к губам – прекрасный Гимн Надежде и Вере прозвучал в небесной выси – Надежды на Бога и Веры в людское племя. Сверху в ответ, подсветив серые тучи Альбиона, я услышал голос Архангела:
– Хорошая работа, возвращайся.
Я расправил крылья и бросил взгляд вниз. Падший, присев на плечи рыцаря из авангарда, гнал его прямо на одиночку, яростно колотя по бокам его лошади своей кривой трубой. Не раздумывая, я нырнул к земле, успев присесть на копыто лошади и вытянуть крылья вперед, закрывая спину юноши. Последнее, что я увидел на земле, был полет его худого тела на растерзанное тулово убитого солдата.
Я стоял перед Советом, крылья мои были опалены, труба на поясе отсутствовала. Старейшина Совета зачитал приговор: сто сорок лет воспитания ответственности в пред-ангельских сферах, тысяча четыреста циклов проживания последнего момента, сто сорок тысяч циклов осознания гордыни или – замена – одна человеческая жизнь в проявленном мире.
Старейшина посмотрел на меня.
– Твой выбор?
– Жизнь, – ответил я коротко.
Старейшина продолжил:
– Выбор принят. Тело, которое ты не позволил разрушить, свободно. Душа из него завершила свой жизненный путь согласно Контракту. Ты, Тихий ангел, переводишься в сохраненное тело сроком на сорок четыре земных года. Аминь.
7
Я очнулся от ощущения взлета, будто крылья выросли за спиной. На самом деле сильные руки, схватив меня за ворот, подняли и поставили на ноги. Передо мной был улыбающийся Сэр Рыцарь.
– С победой, юноша! – произнес он. – Преклони колено и назови свое имя.
Сэр Рыцарь обнажил свой меч и положил его конец на мое левое плечо. Я, все еще плохо соображая, что происходит, ответил:
– Геркулес.
Рыцарь описал мечом дугу над моей головой, коснулся правого плеча, а затем легонько ударил меня по лбу и сказал:
– Встань, сэр Геркулес, рыцарь.