я наконец.
— А-а, — безразлично, даже не обернувшись, протянул Человек-Овца.
— Он здесь жил какое-то время. А неделю назад исчез.
— Не видели!..
Человек-Овца подошел к камину, взял в руки карты и, выгнув в пальцах, с упругим хрустом пролистал всю колоду.
— А еще я разыскиваю овцу со звездой на спине, — сказал я.
— Не встречали!..
И все-таки Человек-Овца что-то знал и про Крысу, и про Овцу — это было ясно, как день. Слишком уж демонстративным выглядело его безразличие. Слишком быстро выпаливались заготовленные фразы в ответ, и слишком ненатурально кривился произносивший их рот.
Я решил изменить тактику. С видом, будто беседа потеряла для меня всякий интерес, я стянул со стеллажа первую попавшуюся книгу, раскрыл ее и замер, уткнувшись в текст и лишь иногда переворачивая страницы. Очень скоро Человек-Овца занервничал и как бы случайно вновь очутился в кресле напротив меня. С минуту он сидел передо мной и смотрел, как я читаю.
— Что ли это интересно — книжки читать? — спросил он наконец.
— Угу, — только и сказал я в ответ.
Еще с минуту он боролся с собой. Я с безразличным видом читал.
— Мы тут это… громко с тобой разговаривали, — тихо сказал Человек-Овца, — У нас в голове иногда того… Овца как сцепится с человеком — просто искры из глаз. А плохого мы совсем не хотели. Просто ты сказал, что мы виноваты — вот мы, значит, и это…
— Да ладно, — сказал я.
— И что свою женщину ты уже не увидишь, нам, правда, очень жалко. Только мы здесь не виноваты.
— Угу…
Я достал из кармана рюкзака три оставшиеся пачки 'Ларка' и протянул их Человеку-Овце. Это его, похоже, слегка озадачило.
— Спасибо! Мы такие еще не курили. А тебе, что ли, правда не надо?
— А я бросил, — сказал я.
— Вот это правильно, — очень убежденно закивал он в ответ. — Табак для здоровья
— большое зло.
Он бережно принял подарок и спрятал все три пачки в карман. Карман на его груди вздулся, приняв квадратную форму.
— Мне позарез нужно встретиться с моим другом. Для этого я сюда и пришел — очень, очень издалека… — сказал я.
Человек-Овца кивнул.
— И то же самое — про овцу.
Человек-Овца еще раз кивнул.
— Но ты, я смотрю, о них ничего не знаешь?
Человек-Овца сокрушенно покачал головой. Самодельные уши закачались вверх-вниз, словно подтверждая категоричность его отрицания. Правда, на сей раз этой категоричности было явно меньше, чем прежде.
— Здесь хорошо! — сменил тему мой собеседник. — Природа красивая. Воздух чистый. Тебе тоже понравится.
— Да, места неплохие, — согласился я.
— А зимой — так вообще благодать. Кроме снега, ничего не видать. Все замерзает. Звери спят, людей ни души…
— И долго ты уже здесь?
— Угу…
Я решил прекратить дальнейшие расспросы. Мой собеседник вел себя точь-в-точь как неприрученное животное. Чуть приблизишься — дает стрекача, начнешь уходить — сам подкрадывается поближе. Но если уж мне и вправду выпадало здесь зимовать — спешить было некуда. Через какое-то время я смогу его приручить и выудить все, что нужно.
Человек-Овца сидел на диване напротив и пальцами левой руки оттягивал — по порядку, начиная с большого — пальцы перчатки на правой. Операцию эту он повторил раза три или четыре, прежде чем перчатка наконец соскользнула с руки, обнажив смуглую маленькую кисть. Пальцы его были короткими и мясистыми; от большого до середины запястья тянулся шрам от крупного ожога.
Человек-Овца долго разглядывал свое запястье, затем резко развернул кисть обратной стороной и уставился на ладонь. Я вздрогнул: точно такой же жест в задумчивости всю жизнь проделывал Крыса. Но Человек-Овца никак не мог оказаться Крысой. Даже по росту они отличались — сантиметров на двадцать, не меньше.
— Ты теперь здесь будешь всегда? — спросил Человек-Овца.
— Да нет. Найду или друга, или овцу — и обратно. Только для этого я сюда и пришел.
— Зимой здесь хорошо, — сказал он зачем-то опять. — Снег везде белый-белый. Все, все замерзает…
И он засмеялся мелким, дробленым смехом. И без того широченные ноздри его раздулись еще шире. Рот приоткрылся, обнажив до ужаса грязные зубы. На месте двух передних зубов зияла дыра. Непостижимый ритм, в котором Человек-Овца то приоткрывал, то захлопывал передо мной свою душу, был настолько мистически-непостоянным, что, казалось, сам воздух в гостиной то густеет, то вновь разряжается от очередного зигзага его настроения.
— Ну, мы пойдем, — вдруг сказал Человек-Овца. — Спасибо за курево.
Я молча кивнул.
— Желаем тебе поскорее найти своего друга… Или овцу, — сказал он.
— Угу, — кивнул я. — Если вдруг что-то узнаешь — ты уж