мусор. И так у нас во всем! Ногами-то на земле не стоим. Вот и последнюю войну проиграли совсем, совсем не случайно…
— Значит, овца приехала с вами в Японию? — спросил я, возвращая разговор к главной теме.
— Ну да! — кивнул Профессор Овца. — Я вернулся судном из Пусана. И овца приехала вместе со мной.
— И какую же цель преследовала овца?
— Не знаю! — произнес Профессор сквозь зубы. — Скотина мне этого не объяснила. Но, несомненно, цель у нее была, и огромных масштабов. Что-что, а это я понял отчетливо… Какой-то глобальный план по преобразованию человека и человечества.
— Силами одной-единственной овцы?!…
Профессор проглотил последний кусочек булки и похлопал себя ладонью по губам, стряхивая приставшие крошки.
— А чего тут удивляться? Вспомни о Чингисхане!
— Вообще-то да… — сказал я. — Но почему для этого она выбрала именно Японию — и именно наше время?
— Скорее всего, ничего она не выбирала; я просто ее разбудил. Сотни лет она спала в своей пещере, и надо же было именно такому безмозглому идиоту, как я, ввалиться и разбудить ее!
— Но вы же ни в чем не виноваты…
— Виноват! — сказал Профессор Овца. — Виноват. Надо было быстрее соображать, что происходит. Пойми я вовремя, что получил 'право на выстрел', — уж я бы знал, куда целиться! Но я, недоумок, потерял слишком много времени, соображая, что к чему. А когда сообразил, было поздно: овца не дождалась и сбежала…
Он замолчал, закрыл глаза под бровями-сосульками и потер пальцами веки.
Казалось, тяжесть сорока двух лет давила на каждую клеточку его тела.
— И вот однажды утром я просыпаюсь — а овцы и след простыл… Вот когда я испытал на собственной шкуре, что значит быть 'обезовеченным'! Самый настоящий ад! Овца уходит, оставляя в голове человека голую Идею. Однако выразить эту Идею без самой овцы нет никакой возможности! В этом и состоит весь ужас 'обезовеченности'…
Профессор Овца еще раз высморкался в обрывок туалетной бумаги и изрек:
— В общем, я все рассказал. Теперь твоя очередь.
Я рассказал Профессору о похождениях овцы после того, как она его бросила. О том, как она вселилась в сидевшего за решеткой юнца — фанатика ультраправых. Как тот, выйдя из тюрьмы, чуть ли не сразу сделался лидером целой фракции правых сил. Как новоявленный политик подался в Китай, где создал мощнейший осведомительский синдикат и сколотил капитал. Как был признан военным преступником категории 'А' — но освобожден за то, что выдал своих осведомителей с потрохами. Как, пустив в ход сокровища, награбленные еще на Большой Земле, создал свой 'Особый отдел' и взял за горло политику, экономику и рекламу всей страны. Ну, и так далее.
— Я кое-что слышал об этом типе! — сказал Профессор Овца. — Судя по всему, овца нашла-таки подходящую кандидатуру, а?
— В том и дело, что нет! Весной этого года овца сбежала и от него. Сам он сейчас лежит при смерти и в сознание не приходит. Ведь до этого овца просто замещала собой его пораженный мозг…
— Счастливчик! — вздохнул Профессор Овца. — В такое сознание, как у 'обезовеченного', пожалуй, действительно лучше не приходить…
— И все-таки — почему она ушла от него? После всех этих лет, когда уже была создана громаднейшая Организация…
Профессор Овца глубоко вздохнул.
— Неужели ты до сих пор не понял? Он сел в ту же лужу, что и я: просто-напросто отслужил свое! У каждого человека есть свой предел возможностей. С теми, кто исчерпал себя до предела, овце делать нечего. Стало быть, и он не был человеком, способным на все сто процентов понять Идею овцы. Его роль сводилась лишь к тому, чтобы создать Организацию. Как только работу закончили, он оказался на свалке, списанный 'за дальнейшую непригодность'. Точно так же и меня овца использовала как перевалочное средство — лишь бы в Японию перебраться…
— Ну, и чем она, по-вашему, теперь занимается?
Профессор Овца взял со стола фотографию с овцами и постучал по ней пальцем:
— Скитается по Японии. В поисках нового хозяина. Видимо, чтобы каким-то образом поставить его у руля уже созданной Организации…
— Так чего же все-таки хочет овца?
— Я же сказал — как ни печально, описать это словами я не в состоянии. Это — Идея овцы, и выражается она в овечьих образах и формулировках.
— А эта Идея… Она, вообще говоря, гуманная?
— Гуманная. В понимании овцы.
— А в вашем понимании?
— Не знаю… — сказал Профессор Овца. — Право, не знаю. С тех пор, как она исчезла, мне даже трудно понять, насколько я сам по себе, насколько — тень от овцы…
— Вот вы говорили, распознай вы свое 'право на выстрел' — знали бы, куда