нам сзади, нещадно фальшивя, мотивчик из 'Великолепной Семерки'.
— Пожалуй, именем называют только то, что нельзя ничем заменить. Станция
Синдзюку — это станция Синдзюку, и на станцию Сибуя (*19) ее не перетащишь…
Да, именно эти два условия: незаменимость — и, следовательно, невозможность массового производства… Что вы на это скажете?
— Вот было бы забавно, если бы Синдзюку вдруг оказалась где-нибудь на Экода! — развеселилась подруга.
— Если станция Синдзюку окажется на Экода, то это будет уже станция Экода! — возразил водитель.
— Даже если она там окажется вместе с линией Ода-кю? — не унималась она.
— Подождите — вернемся к теме! — вмешался я. — Ну, а если бы станции можно было поменять местами? Предположим, создана система массового производства станций Государственного метро — этакие складные вокзалы. И станцию Синдзюку можно разобрать как конструктор и поменять со станцией Уэно. Как тогда?
— Очень просто. Где район Синдзюку — там и станция Синдзюку, а уж в районе Уэно
— станция Уэно.
— Ага! — воскликнул я. — Так вы все-таки не об имени для самого объекта говорите, а о названии роли, которую этот объект играет для человека! То есть — опять разговор про цель?
Водитель снова погрузился в молчание. Впрочем, на этот раз оно длилось не слишком долго.
— Мне кажется, — сказал он, — в таких разговорах не следует забывать о простой человеческой теплоте…
— То есть?
— Все парки, улицы, станции метро, стадионы, кинотеатры человек старался назвать какими-нибудь красивыми именами, верно? То есть, имена им давались как бы в награду — в благодарность за то, что они застыли на месте, приняв свою неизменную форму на этой Земле.
Новая теория…
— Так что же, — спросил я, — если я откажусь от способности соображать, сяду на месте и застыну навеки в неизменной позе — мне тоже придумают какое-нибудь расчудесное имя?
Водитель скользнул взглядом по моему отражению в зеркальце заднего вида. В глазах его было сомнение — не подстраиваю ли я для него очередную ловушку.
— В каком смысле — застынете?
— Замерзну. Окаменею. Как принцесса в Сонном Царстве.
— Но ведь у вас уже есть имя!
— Ах, да, — осенило меня. — Я и забыл.
У стойки аэропорта нам выдали посадочные талоны, и мы раскланялись с водителем, пришедшим нас проводить. Тот поначалу собирался было остаться с нами до последнего, но, узнав, что до отлета еще полтора часа, передумал, простился и исчез.
— Ох, и странный тип! — сказала подруга.
— Я знаю место, где все такие… Там еще коровы охотятся за плоскогубцами.
Мы отправились в ресторан и устроили себе ранний обед. Я заказал креветки в кляре, она — спагетти. За окном ресторана с какой-то судьбоносно-медлительной величавостью то взлетали, то шли на посадку 'Боинги-747' и 'Трайстары'. Моя спутница ела, подозрительным взглядом изучая каждую нитку спагетти перед тем, как отправить в рот.
— А я всю жизнь думала, что в самолетах должны кормить! — произнесла она недовольно.
— Не-а!… — Я покатал на языке, пытаясь жевать, горячий кусок креветки, проглотил его — и тут же запил ледяной водой. Креветки были просто горячими; никакого вкуса я не чувствовал.
— Кормят только на международных рейсах. А на внутренних, даже самых долгих, — в лучшем случае получишь бэнто (*20). Да такое, что о деликатесах лучше не вспоминать…
— А кино показывают?
— Тоже нет. Какое кино, если даже до Саппоро — час с небольшим?
— Что, вообще ничего нету?
— Ничего. Посидел в кресле, почитал книжку — и прибыл куда нужно… Как в автобусе!
— Разве что светофоров нет.
— Да, светофоров нет.
— Тоска! — вздохнула она. Затем вернула вилку со спагетти обратно в тарелку и вытерла салфеткой губы. — Действительно, не стоит того, чтобы именем называть…
— Ну да, скучища. Но зато экономится время. На поезде ты бы до Хоккайдо двенадцать часов добиралась!
— И куда же оно потом девается, это время?
Я отказался от всяких попыток прикончить креветки, отодвинул тарелку и заказал нам обоим по кофе.
— Что значит — куда девается?
— Ну, ты же сказал, что благодаря самолету экономится целых десять часов времени, так? Куда же такая куча сэкономленного времени потом уходит?
— Время вообще никуда не идет. Оно — прибавляется. Эти десять часов нашей жизни мы можем провести или в Токио, или в Саппоро. За десять часов можно посмотреть четыре фильма и два раза поесть. Так, нет?
— А если неохота ни есть, ни кино смотреть?
— Это уже твоя проблема. Время тут не при чем.
Она закусила губу и стала рассматривать тяжелые и приземистые 'Боинги' за окном. Я занялся тем же. Своим видом