голове опять начиналась какая-то каша.
— Но ехать я никуда не еду, и это — вопрос решенный, — сказал я. Я очень хотел, чтобы мои слова прозвучали весомо и убедительно для меня самого. Но не получилось.
— Кофе будешь?
— Давай, — сказал я.
Она убрала со стола пустые банки, включила чайник. Пока вода закипала, она слушала в соседней комнате магнитофон. Джонни Риверз выдал одну за другой без паузы 'Midnight Special' и 'Roll Over Beethoven'; затем — 'Secret Agent Man'. Вскипел чайник — и, разливая кипяток по чашкам, она подпевала уже вслед за 'Johnny B. Goode'. Я все это время читал газету. Трогательная сценка у семейного очага. Если бы не проблема с проклятой овцой — пожалуй, я был бы счастлив. Какое-то время — пока магнитофон, доиграв кассету, не отключился с легким щелчком, — мы молча пили кофе и грызли тоненькие бисквиты. Я продолжал читать газету. Прочел ее до конца — и начал сначала. Где-то свергались правительства, умирали киноактеры, кошки показывали чудеса акробатики. Ничего из вереницы событий в мире не имело ни малейшего отношения ко мне… Джонни Риверз все играл свой бесконечный старенький рок-н-ролл. Когда пленка закончилась, я сложил газету и посмотрел на подругу.
— Я и сам пока не пойму. С одной стороны — конечно: чем сидеть и ничего не делать — лучше поехать да поискать. Чем бы эти поиски ни увенчались. Но, с другой стороны, мне совершенно не нравится, когда кто-то приказывает мне, что делать, запугивает меня и всячески мной помыкает!
— Ну, знаешь! В большей или меньшей степени — все люди на свете живут под чьими-то приказами, запугиваниями и помыканиями. Может быть, вообще, искать какие-то более высокие отношения — занятие безнадежное…
— Может быть, — сказал я после небольшой паузы.
Она чистила свои чудесные уши. Их тугие, упругие мочки то выглядывали, то вновь исчезали под волосами.
— На Хоккайдо сейчас — просто сказка! Туристов мало, погода прекрасная, а уж овцы-то — все до одной на пастбищах, как на ладони. Отличный сезон!
— Да, пожалуй…
— А вот если бы ты, — начала она и проглотила последний ломтик бисквита, — если бы ты еще и меня взял с собой — то уж я бы тебе пригодилась!
— Да тебе-то что далась эта овца?!
— Но мне же тоже хочется на нее посмотреть!
— Послушай. Может случиться так, что из-за этой милой овечки мне просто-напросто переломят хребет. И ты тоже будешь втянута в кавардак!…
— Ну и что? Твой кавардак — это и мой кавардак, — она слегка улыбнулась. — Ты мне ужасно нравишься.
— Спасибо, — сказал я.
— И только-то?
Я сложил все газеты в кипу и отодвинул на край стола. Табачный дым понемногу вытягивался в окно.
— Честно говоря, не нравится мне вся эта история, — помолчав, сказал я. — Ей-богу, тут неувязка какая-то.
— В чем именно?
— Не 'в чем', а 'с чем', — уточнил я. — В целом, казалось бы, весь рассказ про овцу — колоссальный бред; его просто нельзя воспринимать всерьез. Но что поразительно — так это мелкие подробности и детали. Мало того, что все мелочи звучат до жути отчетливо и достоверно — так они еще и логически согласуются друг с другом!
Ни слова не отвечая, она забавлялась с резинкой для волос, перекатывая ее туда-сюда по столу.
— И потом — допустим даже, найду я эту овцу; и что дальше? Ведь если она и впрямь такая особенная, как говорит этот тип — я же из проблем до конца жизни не выберусь!
— Но твой друг уже и так в этих проблемах по самые уши, разве нет? Иначе с чего бы он стал специально посылать тебе фотографию?
С этим я уже спорить не мог. Я выкладывал перед ней козыри — она била их один за другим. Словно видела все мои карты насквозь.
— М-да… Похоже, и правда придется ехать, — сказал я обреченно.
Она улыбнулась:
— Я уверена, так будет лучше и для тебя самого. И овцу ты найдешь, и вообще все будет прекрасно!
Она дочистила уши, завернула тампоны в бумажную салфетку и выкинула в мусор. Затем взяла резинку и, подобрав назад волосы, открыла уши. Мне вдруг почудилось, будто всю квартиру резко проветрили.
— Пойдем-ка в постель, — сказала она.
6. ПИКНИК В ВОСКРЕСНЫЙ ПОЛДЕНЬ
Я открыл глаза — было девять утра. В постели рядом со мной ее не было. Видно, выскочила поесть — да так и ушла к себе. Записки не оставила. Только в ванной сохли ее трусики и носовой платок.
Я достал из холодильника апельсиновый сок и выпил. Поджарил в тостере хлеб, которому исполнилось трое суток. По вкусу он напоминал штукатурку. Из окна кухни виднелись цветущие олеандры в садике напротив. Кто-то вдалеке упражнялся на пианино. Звук такой, как если бежать вниз по подымающемуся эскалатору. Три толстых