Глава 5. Двухмерный Емельян
В жизни, если не свезет, в тебя со всей дури, может врезаться смертельная красота. Как тот самый пресловутый нож убийцы, где убийца – это судьба, а нож – красота… мужская красота.
На самом деле, Яга умышленно никому так и не описала наружность объекта своих когдатошних воздыханий. Тем самым, не посягая и не обесценивая фантазийный образ идеальной красоты всех подвергшихся любовной лихорадке, дам. Ведь у каждой воздыхающей, этот самый “краше всех на свете” – исключительно свой. Пускай даже эта красота, приукрашенная любовной горячкой, неизменно будоражит ее воображение цееелый… месяц, или быть может три года, ну или чуток подольше – незаметно истончаясь и услужливо освобождая место для другой смертельной красоты и новых воздыханий!
Емельянова неотразимость, на всех парах врезалась в Ягу на курсах под названием “Танец с бубном”. Эти занятия для всех участников, в основном, были травматичными, но никто в упор не хотел этого замечать. Ведь каждый, по крайней мере из парней-танцоров, мнил себя идущим по Пути, и мечтал саморазвиться до роли Нео в спектакле “Матрица”, в крайнем случае, выйти на уровень агента Смита.
В свои восемнадцать лет, об этом мечтал и Емельян, но Яга спутала ему все карты, и его Путь, подступно подвел его к роли “шестого подползающего” у великого злодея Мортимера, который приходился родственной душой Меровингену из «Матртицы». Но разница между ними была в том, что по сравнению с вымышленным персонажем местного театрика, Мортимер был вполне себе реальным!
В последствии, за годы проведенные в услужении этому гению зла, Емельян сделал себе почетную карьеру «Губителя девичьих сердец», и поднялся от шестого подползающего к первому. Но, чтобы занять трон Мортимера, о котором он втайне мечтал, – нужно было развить, как минимум пятимерность, а мерность Емели стояла на двоечке.
В то время из каждого утюга разносились интригующие речи, о скором переходе всех живых существ, из Третьего измерения в Четвертое, а там, глядишь и в Пятое можно просочиться! Но почему-то никто не предупреждал жителей лесов и городов о том, что процентов сорок из живущих были недоразвиты и до тройки. Ведь как только развитие и расширение личности прекращается, то в новом измерении даже на твердой троечке было весьма не просто закрепиться. Двойкам же, вообще ничего хорошего не светило, вселенная при новых исходных данных, неохотно поддерживает такую недоразвитость и может ненароком скосить стереотипных и “подвисших”. Одним словом, гарантий Емельяну на долгую и счастливую жизнь, справедливое мироздание – не давало никаких.
Когда технический прогресс посетил чащу, а «Танцы с бубном» ушли далеко в прошлое, Яга на досуге, любила поглядывать в техногенное блюдечко, да приговаривать: “Катись, катись, яблочко по серебряному блюдечку, катится, наливное по серебряному, показывай мне поля, леса да моря, гор высоту и небес красоту!” А в блюдечке, вдруг, откуда не возьмись, Емельян с глупостями всякими красуется. Да уж… современные девайсы тоже живут-поживают своей жизнью и своенравными иногда оказываются!
“Сколько ж можно оставаться таким приземленным и обедненным?! Живет, словно сорняк придорожный! А ведь потенциалом обладает – ого-го, до небес!” – глядя на Емелю, думала в такие моменты, раздосадованная Баба-Яга.
Ведь в качестве суперспособности, Емельяну была с рождения дарована экстравертная ртуть. Это когда ни уму, ни телу и суетиться не нужно – просто делаешь неспешное движение, а за это время, внутренняя энергия успевает вспыхнуть изнутри, пробежаться по поверхности кожи и явить свое сияние миру. О таких в народе говорят – сухожильями гибкий, или, – проводимость у тела хорошая, мол – транслирующее тело.
Но, кроме этого, и сама энергетическая архитектура тела была у Емельяна крайне гибкая, способная самостоятельно разворачиваться своими многоугольными гранями и демонстрировать их – распространяясь по всему периметру тела, или же концентрируясь в одном месте. Из фигур, это были, в основном, прямоугольники с трапециями, которые замысловато переплетались между собой, местами проникая друг в друга – создавая сложносочиненные геометрические формы.
В целом, его тонкотелая конструкция выглядела весьма экзотично, увеличивая объем его ауры. Этот источаемый телом ток, на подсознательном уровне мог считываться практическими всеми. Обладатели подобных тел, были будто специально созданы для танца Буто, или так званого – физического театра – театра тела. Своими движениями они были способны транслировать еле уловимый, неповторяющийся танец жизни, смерти, любви, и самой вечности.
Но что самое удивительное, носители этих встроенных по умолчанию, говорящих структур, вовсе не обязаны были досконально разбираться в глубинных вопросах экзистенциального характера. Так же как и не должны они были владеть сверхъестественной гибкостью и идеальными пропорциями тела. Через свой танец, через игру своим же телом с окружающим пространством, перформер по новому кругу простраивал его, заново узнавая собственный внутренний уклад и свой путь. Он, танцующий настоящий момент, одновременно с собой, погружал в магический танец несовершенные, зашлакованные тела и души зрителей, заставляя их в сменяющейся пляске моментов, осмысливать непостижимое.
Такого порядка жизнь, могла стать для Емельяна вечной удачей, величайшей участью во вселенской заварухе, пускай местами не такой уж и легкоподъемной. Ведь далеко не каждому по плечу, раз за разом, беспристрастно вспахивать слои как собственной, так и зрительской омертвелой пыли, – поднимая эту копоть прямо от стоп до самой макушки! А после, отказавшись от присваивания результатов своего же кудесничества – смотреть, как меняется он сам и внутреннее пространство незнакомого ему человека. Как это самое пространство, избавляется от старательно задвинутой умом на задворки сознания – гниющей, разлагающейся падали; состоящей из саморазрушительных установок и смертельно острых кривых зеркал, после некогда пережитых душевных травм. Ведь через эти треснувшие зеркала, этот самый человек изо всех сил, всю свою жизнь, пытался рассмотреть и понять окружающий его мир.
Таковой могла быть благоприятная судьба Емельяна. Но в повседневной жизни, он бездумно тратил свой талант, испуская в пространство – то обволакивающий тотальный покой, то колючими, дикобразьими иглами безразличия, отстреливался от окружающих.
Да еще и радужная перспектива его жизни будто нарочито позабыв подлить то ли цветности, то ли поддать бесхитростной форы, – маячила его удачей слишком уж издалека, и он не рассмотревши знаков на далеком горизонте, вслепую помчался ей на встречу! Но решил довериться не интуиции, а своим ногам, и они перепутав конечную цель, принесли его на “Танцы с бубном”, где ему в пару досталась Яга, а роль бубна, угораздило выполнять его славной персоне.
В те дикие времена, безбашенность Яги стабильно удерживалась на отметке десять, и любовь к Емельяну тоже лупила в десяточку! Да, это были настоящие двадцать из десяти!
Яга со всей дури колотила в него – и колотушкой, и руками с ногами, и даже билась головой! А незабвенная красота Емельяна с его врожденным током, создававшие одурманивающую атмосферу, лишь усиливали ее эйфорию. Колотила она до тех пор, пока из пространства не полилась песня Духов нижних, средних и верхних миров. А значит, цель была достигнута, и Емельян ей стал не нужен. Яга в те времена была так одержима собой и своим мироощущением, что напоследок смогла выдавить лишь единственную эмоцию к Емеле – брезгливую жалость.
Емельян же, так озлобился на нее, что когда курсы закончились, на память о себе – беспощадно резанул Ягу по горлу своим профилем, и молча удалился жить своей прежней жизнью. Но, все последующие годы его существования, были лишь дешевой имитацией этой жизни – картонной дурилкой ее нормальности.
***
Казалось бы, что после такого крышесносного приключения, по имени «Яга», у Емельяна автоматически должны были активироваться супер-сидхи, и он по щелчку пальцев смог бы заиметь, по крайней мере, Четырехмерность. Но вместо этого, с потенциальной тройки – деградировал до двойки. Ведь вселенная свой счет ведет не от врожденных, авансовых даров, а от приобретенных навыков и мастерства. Такой задаток, должен был расширить Емельяна до масштабов демиурга, творца, бога! А заодно, привить чувство созидания и бережности к окружающему его пространству.
Человеку можно практически всё, в том числе и грязные приемчики дешевого балагана могут пойти во благо, если только он идет по своему пути! А скатываться в усредненную повседневность и становиться обычным человеком, при таких исходных данных – это обесценивание божественных даров, превращающееся в тяжелую карму. И вот тогда: неудачи, тяжесть на душе, и изобилие всевозможных несчастий – это единственный способ вечной души прорубить окно к сознанию человека! Душевная боль – это маячок и единственный слышимый человеком знак, что он идет не туда!
Слабый персонаж никогда не станет, тем самым – избранным! Ведь он никогда не почувствует себя избранным, – потому и не станет. “Но чего уж так печалиться, – размышляла про себя, Баба-Яга, – Таких скарабеев – пруд пруди, которые только то и умеют, что свой нехитрый скарб перед собой катить. Вначале вкатывается раненое, уязвленное эго слепленное из битых пикселей, а следом, мельтешит человечишка, с непомерными ожиданиями и претензиями к миру – ”Дай!” ”
Хотя, несмотря на тупоумие Емельяна, с ним однажды-таки случилось некоторое прозрение. И произошло оно в разгар его бесконтрольного пьянства. Забрел он как-то вгашенным в лес и заблудился. Леший сжалился над ним, подошел, и спрашивает: – Как зовут мальчика?
– У мальчика нет имени, – беспристрастно отвечает ему Емельян.
– Если мальчик скажет свое имя, Леший покормит его и даст безопасный ночлег!
Но ответ был тот же: – У мальчика больше нет имени.
Леший обрадовался такой встрече, трубит на весь лес: “Тут какой-то хлопец чувство собственной важности потерял! И теперь он может быть кем угодно!”
Всполошились лесные жители, обступили мальчика. Баба-Яга тоже на шум прилетела, смотрит, а это Емельян, собственной персоной. “Никак белая горячка его сюда принесла, не иначе!” – подумала она, но вслух ни слова не сказала. Потом пообвыклась с мыслью, о его возможных изменениях, – подумав, что может и вправду Емельян изменился – и решила помочь ему с новой и дерзкой ролью “Быть, кем угодно”.
Не долго размышляя, призвала она из леса трех сестер-змеек – медную, серебряную и золотую. Как приползли они, Яга попросила их службу сослужить – стать для Емельяна верными наладчицами его “энергетической матрешки” состоящей из семи тонких тел. Змейки удаленно просканировали Емельяна, и подтвердив совместимость, дали согласие до конца его жизни поселиться в трех основных центрах его тела.
Медная змейка заселилась в животе, серебряная – в груди, а золотая – в голове. Но пока Баба-Яга инструкцию писала, как змеек по назначению использовать, пока собралась их активировать – времени-то с полгода уж прошло. А Емельян за это время, возьми и сдуйся, как воздушный шарик! На внешний вид, вроде – огурец! Но повеяло от него каким-то праздношатанием, да и заматерел он в выуживании из вселенной жалость к себе, мол – бееедненький я, несчааастненький я… А игрок, так чувствовать и вести себя – не должен!
Яга сочла это крайне плохим знаком, и решила подождать с месяцок-другой. Но жизнь не стоит на месте и закрутилась Яга так, что забыла и за Емельяна, и за змеек. А когда вспомнила, то было ей уже не до них!
***
Здесь нужно уточнить, что Старичок-Лесовичок начал свой стендап не в полном составе. Ассистировать ему должна была Ступа Бабы-Яги, выступая в качестве 9Д проектора данной истории. Опоздала она не так чтобы уж сильно, но в таком накале страстей, ее недолгое отсутствие заметили все присутствующие до одного! Тут можно было бы укоризненно уличить ее в безответственности к порученному ей сверхважному заданию. Но в свое оправдание она привела столь животрепещущие обстоятельства своего опоздания, что все просто ахнули в умилении, а уж о порицание за задержку, не могло быть и речи.
История такова, что перед сеансом, Ступа решила вздремнуть в тени осины. Пока она безмятежно спала, с дерева прямо на нее свалилось гнездо с тремя маленькими сойками. И покуда она на всех парах летала вокруг осины в поисках ветки, куда можно крепко-накрепко примастырить гнездо, да пока успокаивала перепуганных родителей, которые примчались на крики – время пролетело очень быстро. И естественно, добираясь к назначенному времени в городскую черту из самой Чащи, она опоздала!
Ступа очень волновалась, что задерживается, ведь Яга с помощью гаджетов, записала на нее такие сверхценные подробности из своих последних приключений, такие переживания, которые и вообразить сложно, а не то, что пересказать! Ступа не отличалась талантом рассказчика, но вот красочно визуализировать в пространство помещенную в нее информацию, могла безукоризненно! И хотя Лесовичок изо всех сил пытался передать словами пережитое Ягой в те нелегкие злополучные времена, многие тонкие нюансы могла протранслировать на полотне реальности только лишь Ступа.