Глава 10. Весна
Весна, легким теплым касанием солнечного луча, задержав его на месте роста дерева дольше положенного – окончательно пробудила новое тело Яги ото сна.
Сладко потянувшись и раздвинув корни вместе с тесным коконом земли – она привстала, стряхнув со своего голого тела перегной из листьев и травы.
Чувствуя себя полной сил, Яга со смесью страха и любопытства, подбежала к бочке с водой, чтобы заглянуть в водную гладь, которая непослушно и нечетко отразила ее перепачканное лицо и лохматую голову. Недолго думая, она залезла в талую холодную воду кадки и окунулась в ней с головой, смывая с себя землю, заодно пробуждая еще не до конца проснувшиеся задатки себя новой!
Выскочив из холодной воды, Яга с благоговейным трепетом переваривала те знания о себе, что еще не были познаны и усвоены, но приятную тяжесть которых она в себе, несомненно ощущала. Память о прежней личности теперь вспоминалась как что-то уродливое, словно крик зверя, чрезмерно утверждающего свое сверхценное существование в этом мире. Когда-то этот рев рвался из нее, даже когда она молчала. Он пугал, атаковал своим уродливым ликом все пространство, до которого только мог дотянуться.
А нынешнее, трепетно-неведомое в ней, стремящееся вперед в новую жизнь – источало терпкий, пьянящий аромат полыни. Оно устремлялось в разные стороны дурманящим дыханием чубушника, обволакивало пространство вокруг нее тягучим, медовым ладаном, за которым невидимыми стрелами несся леденцовый шлейф вербены. Вся эта палитра запахов звенела в воздухе, сливаясь в фантасмагорическую какофонию, которая и во влаге утренних трав, и при ярком свете дня, – стелилась впереди Яги лунной серебряной дорожкой, предвосхищая грядущие мистические озарения.
Пытаясь определить сколько же ей теперь лет, Яга внимательно осмотрела свое тело и еще раз заглянула в водяное зеркало. А после, сверхчутьем нырнула в свое нутро и достала оттуда свой нынешний возраст – девятнадцать лет! И теперь она видела свою будущую жизнь бесценным даром небес! Нет, не для всего человечества, и не во имя мира во всем мире, или еще для чего-то – пафосного, претенциозного – вовсе нет. Этот был дар для той, старой Яги, которая не понимая всей важности существования, бездумно нарезала себя ломтями в угоду любым сложным жизненным ситуациями, – по ходу дела, круша по периметру всё, до чего можно было дотянуться. Тем самым, провоцируя на ответные реакции – великого, облаченного в темно-индиговые сатурнианские шелка, кармического стража Шани Дэва – того, который всегда справедлив! Того, который иногда и вовсе бездействовал, давая шанс увидеть – как самой же Ягой, мастерски создается прецедент, что не стоит и выеденного яйца. Но та упорно продолжала раниться до крови на пустом месте – ведь остановиться было невмоготу, – про себя всё повторяя – умру, но газ не сброшу!
Теперь же, та старая Яга, трепетно несла себя в новом, молодом теле, которое хоть и вмещало в себе ее старую суть, но, Бабой-Ягой уже не являлось.
Войдя в избушку, Яга набросила на себя старые лохмотья, затопила печку и в глубоких раздумьях уселась на ту же старую табуретку. А подумать было о чем, например, чем заниматься дальше. Но антураж, воруя ее внимание вещами из прошлой жизни, то и дело отвлекал от неясных планов о будущем. Ее взгляд рассеянно скользил от одного предмета к другому, пока не наткнулся на валяющиеся листы с наброском инструкции, – да-да, той самой инструкции по змейкам, которых она когда-то подселила к Емеле.
Подняв листы с пола и смахнув с них пыль, она с неподдельным интересом начала расшифровывать свои сокращенные слова-каракули с недоведенными до ума смыслами, которые были слишком глубокими и объемными, чтобы изложить их по-быстрому, с кондачка. И пока взгляд спотыкаясь о неразборчивый почерк пробирался к сути, – трогательные воспоминания о змейках, прохладными чешуйчатыми кольцами старой памяти, туго обвили ее совесть чувством вины перед ними, что было Яге уже и не продохнуть.