* * *
С большим трудом Лена дождалась пятницы, сохранив планы в тайне от мамы и подруг. Впрочем, хоть и очень нехотя, но она всё же прекрасно осознавала, что это может оказаться какой-то особо экстравагантной аферой, и заоблачные горизонты могут обернуться для неё деревянным макинтошем в подземном царстве.
На большом чёрном джипе по тёмной полупустынной дороге посреди леса они подъехали к загородному коттеджу-резиденции, скрытому за высоченным забором. Освещённое со всех сторон помпезное трёхэтажное здание в классическом стиле внешне походило на дворец вельмож. Белоснежный фасад с высокими колоннами показался выпускнице агротехнологического техникума королевским замком. Лену так и распирало от желания вывести какое-нибудь короткое ёмкое слово чёрным и грязным по белому и непорочному, чтобы напомнить зазнавшимся выскочкам об их животном происхождении. На просторной парковке возле дома уже собралось с два десятка автомобилей представительского класса, возле некоторых курили и рассуждали о прелестях светской жизни скуластые здоровяки-водители. Судя по блестящим перстням и татуировкам на их огромных кулаках, в интеллигентности и знании этикета эти граждане дали бы фору любому столичному театралу. А посмевших усомниться догнали бы и ещё раз дали.
Словно приглашая взойти на борт торжества, полукружием от входных дверей резиденции расползлась широкая лестница. Поднявшись по её ступеням, Лена и Павел Петрович оказались в блестящем глянцево-пластиковом зале с дорогой отделкой в стиле модерн (что совершенно не сочеталось с классическим видом здания, но, как говорится, дизайнеру виднее, на то у него и диплом). Яркий свет ослепил, широкий белоснежный зал с мраморными полами и прямоугольными колоннами сверкал холодным лаконичным величием, высоченные потолки с золотыми люстрами уносили сознание в аристократическую высь. Глядя на это великолепие, Лене почему-то вспомнилось бытующее в плебейских кругах противопоставление размера машины и члена её владельца.
Дальняя стена зала была целиком застеклена панорамными окнами, а сразу за ними, безо всяких заборов и сторожей, начинался настоящий лес, от одного вида которого веяло пугающей неизвестностью и тьмой холодного зимнего сумрака. На контрасте с пафосным блеском шикарного зала казалось, что там, за стеклом, среди чёрных стволов деревьев и под прикрытием свинцово-серого неба, прячется собственной персоной господин Первобытный страх. Но здесь, с этой стороны, был только яркий свет, атмосфера сияющей роскоши и шумного праздника. И никому из гостей не было совершенно никакого дела, что творится снаружи.
У левой стены расположилась небольшая круглая сцена, на которой под попсовую фонограмму пел дуэт ярко накрашенных блондинок. Одна была в белом, сверкающем блёстками платье, а вторая – в чёрном смокинге, с цилиндром на голове и с приклеенными чёрными усами а-ля Чарли Чаплин. Глаза Лены скользили по незнакомой аудитории: дамы в шикарных вечерних платьях, джентльмены в дорогих костюмах и официанты, услужливо разносящие на подносах всевозможные угощения по залу. Раньше подобное она видела только в кино. Собственное красное платье с открытой спиной, хоть и было лучшим в гардеробе, всё равно казалось здесь блёклым и второсортным.
«Что ж, есть куда расти, тоже плюс», – подумала Лена, стараясь придать лицу как можно более естественное и непринуждённое выражение.
Взяв по бокалу шампанского, они с Павлом Петровичем принялись изображать представителей элит (на счёт себя Лена точно не сомневалась) – прогуливаться вдоль зала и с критически-недовольными всем и вся физиономиями обсуждать богатые интерьеры, картины на стенах и солидных гостей. Среди многочисленных репродукций картин художников ХХ века, непонятных восприятию неотягощённого психическими расстройствами гражданина (или необогащённого оными – зависит, с какой стороны находится точка зрения наблюдателя), взгляд привлекло небольшое полотно, на котором по чёрно-фиолетовому ночному небу летел улыбающийся ровной белоснежной улыбкой, словно из рекламы зубной пасты, огненный болид, – то ли комета, то ли метеорит. По хватающимся за голову чёрным силуэтам на освещённой улице внизу картины становилось понятно, что к несчастным приближается круглый и весёлый писец.
– Порой вмешательство свыше происходит не совсем так, как мы ожидаем, – прокомментировал над ухом баритон спутника.
– Да, видела я несколько фильмов на подобные темы. Всего лишь глубокохудожественные фантазии моралистов…
– Вся наша жизнь может оказаться на самом деле всего лишь чьей-то фантазией. Так ли важно, в конечном счёте, когда и каким образом наступит пробуждение?
– Как это? – удивилась Лена. – Конечно, важно. Как говорят, плакать лучше в Мерседесе, чем в маршрутке.
Павел Петрович довольно хмыкнул и утвердительно покачал головой.
– В таком случае всё зависит лишь от желаний и силы воли. Что положит человек на жертвенный алтарь – таланты, упорство и труд или лень и чревоугодие.
Лена оглядела зал. При виде упитанных дам с фигурами колбасы в обвязке, с головы до ног увешанных блестящими драгоценностями, и джентльменов, видевших своё достоинство последний раз очень давно, да и то в зеркале, ей почему-то показалось, что упорство и труд здесь не в почёте.
– Сдаётся мне, в этом свете правят бал иные силы… – произнесла она, глядя в сторону тёмного леса за окном.
Павел Петрович снова с улыбкой покачал головой.
– Открою тебе страшную тайну: за исключением тщательно выштукатуренной блестящей ширмы роскоши и пары случайных невинных душ, тут намного больше грязи, чем в ином публичном доме Дакки или Паттайи, а совокупного анамнеза хватит на диссертации не одного выпуска Международного института психоанализа.
– А я-то, наивная, думала, что мы в монастыре, – иронично хихикнула Лена.
– Вон там, видишь, пузатый господин в круглых очках и лазурно-голубом пиджаке, – указал Павел Петрович на сального мужичка лет тридцати пяти-сорока, гладко выбритого и с реденькими волосами на макушке. – Семён Захарский – топ-менеджер одной крупной нефтегазовой компании. Жена-красавица на пятнадцать лет моложе, двое прекрасных дочерей… Одна правда не от него, но он об этом только догадывается. Задекларированный доход за прошлый год больше пятидесяти миллионов, по факту раза в три больше. А теперь представь, у меня имеются его фотографии в кожаной маске лошади, стоящего голым на коленях с располосованным плетьми задом перед двумя жирными блядями с огроменными страпонами. И это ещё безобидные ягодки.
– Вы, наверное, очень опасный человек, раз знаете такие вещи.
– Информация в современном мире – и щит, и меч, и бич одновременно. Зачем иметь целую армию охранников, если одним щелчком – твитом, статьёй или просто слитой в прессу фотографией – ты можешь обнулить карьеру любого политика или бизнесмена? Превратить его жизнь в публичный ад, окунуть в такое море хейта, что даже собственные дети в ужасе отвернутся. Да они сами будут тебя охранять как зеницу ока. Но, на самом деле, это всё довольно однообразно, предсказуемо и скучно. Это как наблюдать за лоснящимися на солнце породистыми бычками, заботливо откармливаемыми исключительно отборным ячменным зерном, видеть, как их моют шампунями, лечат и следят, – и всё только ради того, чтобы в самом расцвете сил дать пневматической кувалдой по голове и нарезать на стейки. Никогда не думала над смыслом слов «породистый» или «благородный»? Так вот, до этих породисто-порочных господ мне нет никакого дела, я здесь исключительно ради тебя. Чего бы тебе хотелось больше всего?
– Больше всего?
Лена задумалась. Глядя на людей в зале, высокопарно беседующих о последних трендах современного искусства (которое у неё ассоциировалось с чем-то вроде огромной клоаки, исторгающей из себя шедевры один пахучее другого), большой и непонятной ей экономики и ещё более непонятной и грязной политики, сделках на сотни миллионов долларов, поместьях, яхтах и свиданиях с сильными мира сего, она совершенно не обнаруживала в себе желания вливаться в эту породистую тусовку. Каким-то, по-видимому, самым отсталым, пещерным участком своего разума Лена чувствовала, что ей здесь не место. Раздутые показным величием разговоры по своей сути фальшивы ровно так же, как винирно-белоснежные улыбки на многослойно напудренных лицах, сверкающие, словно дорогие итальянские унитазы на фоне почерневших прилавков вчерашнего комиссионного магазина. Как собаки на выгуле, эти господа обнюхивают гениталии друг друга в поиске, кому бы ещё повыгоднее присунуть или подставиться. Дядюшка Фрейд описал бы всё происходящее парой метких и увесистых выражений. Настоящая суть этого света кроется в ином. Ведь даже самые породистые и благородные из собак кому-то подчиняются, следуют инстинктам, правилам. Для чего-то их выводили веками, кто-то их дрессировал, заставляя упражняться в благородной борьбе неистовой преданности, неуёмной жадности и бессердечного эгоизма. Кто-то и зачем-то…
Цепочка размышлений, свободно витавшая меж лоснящихся щёк и округлых боков, вдруг непонятным образом проскользнула на тёмный чердак, где, освещаемые порочным лунным светом, на мольбертах стояли портреты омерзительных, заплывших жиром и покрытых язвами и струпьями людей. Вспышками добротного ужастика в сознании мелькали уродливые лица, снова и снова с наслаждением предававшиеся всем возможным грехам по списку, унижающие и унижающиеся, топчущие и растаптываемые. Через слуховое окошко этого милого чердачка имени Дориана Грея в сознание проникла пока ещё далёкая, смутно осязаемая догадка. А ведь все они и каждый в отдельности хотят одного и того же, они живут и питаются одними и теми же смыслами.
Богатство, слава, признание – лишь инструмент, внешняя оболочка. Во всём этом зацикленном маскараде кукол и кукловодов они вновь и вновь стремятся испытать одни и те же чувства, следуют одними и теми же эмоционально-чувственными маршрутами. Тропинками, протоптанными веками проб и ошибок экспериментаторов плоти всех мастей – от Диогена до де Сада, ведущими к одному и тому же сияющему источнику. И если есть маршрут, существует и конечная цель, вечная точка притяжения. Но ошибочность, эгоистичная заскорузлость мировоззрений и недостаточность ширины взглядов остановила их на тех ступенях, которыми они согласились довольствоваться, не смея поднять глаза выше. Ведь если палец указывает на небо, глупо смотреть на палец. Можно до бесконечности рыскать по лунной дорожке, бегущей к самому горизонту на чёрной глади воды, собирая нолики на счетах и множа пустоту внутри, примеряя лошадиные маски и собирая страпоновые урожаи, но так и не приблизиться к загадке ночного спутника планеты. У каждой загадки есть отгадка.
Словно выхваченная полоской лунного света, перед Леной вспыхнула новая, манящая туманно-мистической недоступностью, цель. А что если…
Ухватившись за ниточку призрачного видения, загадка омерзительного и одновременно прекрасного портрета Дориана Грея поманила кажущейся доступностью. Как собачий хвост, за которым нельзя, но непременно надо угнаться, как мираж, блеснувший и скользнувший за угол ближайшего здания… Сияющий великолепием источник, чистый и прекрасный, словно прозрачная капля росы в серебряном лунном свете. То, к чему все они так старательно тянутся, жадно шагая друг другу по головам, карабкаясь, как крабы в пресловутом ведре. На каком-то подсознательном уровне Лена вдруг ясно почувствовала, что источник этот реален, где-то совсем рядом и он достижим. Его тонкое и вечное неосязаемое присутствие опоясывает каждое мгновение смертного бытия. Он существует отдельно ото всего, на почти недосягаемом уровне. Почти… Но она ведь его чувствует. И чтобы добраться до него, придётся стать чуточку хитрее.
Перед глазами, прямо в этом зале, самозабвенно самолюбуются добрые десятки негативных образцов, ошибочных, недошедших маршрутов и направлений. Не делай как я – кричали их заплывшие глазки и упитанные щёчки. Нельзя повторить чужих ошибок, нельзя оступиться, сорваться и упасть. Выдержать, вытерпеть, прошагать русалочкой до самого конца по этому тонкому лезвию, как бы не было тяжело и как бы не хотелось пасть во мрак царства пороков. И там, на самом краю лунной дорожки…
– А чего бы хотел ты сам? – игриво спросила она своего благодетеля, неожиданно перейдя на «ты» и мягко положив правую руку ему на грудь.
– Я хочу показать тебе, сколь прекрасен свет этого общества. Чтобы жизнь на вершине не могла вызвать в тебе страх. Но ты так и не ответила на мой вопрос, дитя моё, – добавил он шутливым тоном.
– Может быть, это прозвучит странно… Я хочу узнать, что за сила заставляет этих красочных мотыльков и ночных бабочек кружить вокруг лампочки. Что кроет в себе её сладкий свет, какова его истинная природа. Что он даёт и что забирает, я, кажется, догадываюсь.
Павел Петрович посмотрел на неё взглядом удивлённого учителя, чей ученик ответом превзошёл все ожидания, а заодно и самого учителя.
– Ты и так уже перешагнула несколько ступеней, о которые разбиваются тысячи других, а теперь хочешь перепрыгнуть сразу десяток? Не слишком ли торопишь события? Тебе разве не интересно хотя бы на время самой стать частью этого прекрасного света? Встречаться с богатыми бизнесменами, жить в роскошном особняке, иметь миллионы на счету… Любые капризы и мечты будут исполняться по щелчку пальцев. Разве не это – предел мечтаний человека, – стать хозяином своей жизни?
– А разве эти люди здесь – хозяева своих жизней? Оглянись, о какой власти ты говоришь, над кем? Они же одинаковые, как картонные маски, вырезанные по общему шаблону ножницами со значком доллара. Каждая раскрашена якобы в свои цвета, отличающиеся только количеством ноликов на банковских счетах, а суть-то одна и та же. И мне сейчас почему-то кажется, что это всё просто какой-то грандиозный обман. Маскарад, цирк уродцев на чью-то потеху или вроде того. Для большинства присутствующих даже шнурки самостоятельно завязать проблема. Как по мне, они намного бо́льшие марионетки, чем их водители, которые мёрзнут снаружи. Судя по песням Бутырки, те хоть музыку выбирают по своему вкусу.
Павел Петрович рассмеялся, оглядывая гостей. Действительно, большинству присутствующих нагибательные упражнения были противопоказаны в силу конституции.
– Зато посмотри, как они сияют!
– До сегодняшнего дня мне, и правда, хотелось быть такой же. Богатой, знаменитой и успешной, открыть какое-нибудь модельное агентство или сеть салонов красоты. Свой блог с миллионами подписчиков, вспышки фотокамер, богатые поклонники… Но здесь это желание вдруг почему-то пропало. Как нить в перегоревшей лампочке, – пропало в самый интересный момент и насовсем. Деньги – всего лишь ширма. Мне не по душе роль очередной сенной девки на сезон, я хочу знать, ради чего это всё.
– Что ж, добро пожаловать в Диснейленд! Я немного знаком с кухней этого заведения. Как говорят джинны в подобных ситуациях: слушаю и повинуюсь.
С этими словами Павел Петрович протянул Лене руку, словно приглашая на танец. Она, всё больше ощущая себя Золушкой на королевском балу, с лёгким реверансом приняла приглашение, и они вдвоём, обновив бокалы шампанского, продолжили знакомиться с интерьерами и персонами в зале. Павел Петрович рассказывал о богатых и уважаемых людях города: некоторых из них Лена знала в лицо, кого-то видела по телевизору. Кому-то он даже представлял её, отчего на лице молодой девушки каждый раз вспыхивал невинно-стеснительный румянец. Тут были владельцы крупных промышленных предприятий, фабрик и торговых центров, директоры концернов и фитнес-клубов, топ-менеджеры корпораций и главы администраций, председатели правлений и депутаты. Титулы, должности, костюмы и источающие важность публичные лица, – всё слилось в единую какофонию преисполненного лоском величия под приторным соусом попсовой фонограммы и элитного алкоголя. Когда интересные люди, наконец, закончились, Павел Петрович подвёл очарованную спутницу к маленькой неприметной двери в углу у дальней стены.
– А теперь я покажу тебе самое интересное, что здесь есть. Лучших апартаментов нет даже в поместье у губернатора.
– Вы и губернатора знаете?
– Доводилось общаться, – пространно ответил спутник.
– Тогда пойдём, посмотрим, – согласилась Лена, чьё опьянённое алкоголем и пафосом сознание медленно теряло самообладание под давлением высот (или подземелий). Привычные границы теряли контроль, её уже совершенно не смущали ни разница в возрасте с неожиданным благодетелем, ни его смутно-подозрительное околокриминальное прошлое. От него веяло каким-то всепроникающим обаянием, харизмой и шармом. Сквозь линзы очков с непреодолимо притягательным очарованием смотрели красивые и мудрые мужские глаза.
Павел Петрович открыл дверь странным ключом древнего вида, напоминающим двойную вилку для мяса, и они вошли в длинный коридор с бордовыми обоями. На стенах висели старинные картины в позолоченных рамах, театрально подсвеченные декоративными свечами-светильниками. Тут были какие-то библейские сюжеты, сцены грозных битв полчищ ангелов и демонов, ритуалы мезоамериканских жертвоприношений на вершинах пирамид и инквизиторские кровопролития у церковных алтарей. Может, когда-то подобные зрелища и вызывали трепет, но в сегодняшнем восьмимиллиардном мире голливудских спецэффектов подобные картины ассоциировались лишь с наивностью и темнотой предков. В самом конце коридора они свернули налево и остановились у белой двери. Павел Петрович прислонил мизинец к сканнеру отпечатков сбоку, замок тихо щёлкнул.
Внутреннее убранство открывшейся взору комнаты выглядело поистине царским. Мягкий бежевый ковёр из смеси шерсти и шёлка с искусно вышитым золотым узором, стены из белого мрамора с подсвеченными прямоугольными нишами, «парящий» потолок и сверкающая золотом люстра по центру. Слева стояла огромная кровать с красным атласным покрывалом, прямо напротив неё в стене расположилось зеркало от пола до потолка, заключённое в резную золотую раму. Рядом с кроватью стояла подставка с ведёрком со льдом и бутылкой шампанского, на туалетном столике лежала красная кожаная сумка-папка. У дальней стены на небольшом пьедестале стояло джакузи с подсветкой, сразу за которым было занавешенное окно. Над водой мягким соблазном клубился горячий пар.
Большая сильная ладонь Павла Петровича скользнула по её плечу и уронила вниз бретельку платья.
– Даже Дьявола гложут сомнения, – прозвучал горячий шёпот над ухом. – Забудь скучную реальность, поддайся, растворись без остатка в мире грёз и вознесись до небес на крыльях ангелов.
«Может, этого вашего Дьявола и гложут какие-то там сомнения, капая на мозг меж дьявольских рогов, но лично я никаких сомнений не испытываю», – подумала Лена, изящным движением скидывая вторую бретельку. «Интересно, а у Дьявола есть жена? Наверное, есть, не спроста же он рогатый и злой такой».
Сейчас Лена была абсолютно уверена в том, чего хочет, и это было ровно тем, чего хотели от неё. Словно в сказке, волшебный бобовый стебель её чаяний вырос до самых облаков. Так или иначе, свет высшего общества уронил луч призрачного счастья и разжёг огонёк надежды. Дальше – только наверх.
Омут страсти поглотил сознание, испепеляя мысли и разжигая чувства до состояния Абсолюта. Вся прошлая унылая серая жизнь где-то на дне социальной пирамиды улетала всё дальше, растворяясь в молочном тумане сладострастных грёз. На царском ложе этого загородного дворца мечты становились реальностью.
Через два часа обессиленная и довольная Лена нежилась в горячем джакузи с бокалом холодного шампанского в руке и смотрела в окно на скованный льдом зимний лес. На улице разыгралось настоящее ненастье: меж чёрных силуэтов сосен бурными волнами завивались белые вихри вьюги. Холодный ветер гнул шапки вековых великанов. Но здесь, в горячей ванне, за прочными стенами и толстым непроницаемым стеклом, было тепло и уютно. Расслабленное тело приятно массировали упругие струи воды, пузырьки шампанского озорно щекотали нёбо.
«Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной2», – задорно напевала в голове маленькая отважная путешественница. Павел Петрович в белом махровом халате с нелепым вышитым гербом в виде радужного единорога аккуратно присел на край джакузи.
– Забудь свою жалкую автобарахолку. Как и обещал, я дам тебе то, что ты заслуживаешь.
– И чего же я заслуживаю? – слегка приподняв бровь, поинтересовалась она.
– Совершенного Абсолюта, – многозначно ответил Павел Петрович и раскурил сигару.
Затем он подошел к тумбочке возле кровати и достал из верхнего ящика маленький пакетик с белым порошком. Хитро улыбаясь, он рассыпал на журнальном столике тоненькую дорожку и протянул Лене стеклянную трубочку.
«Приехали. А без этого в высший свет не принимают?», – нахмурилась она. «Так и в лошадь недолго превратиться».
Но блеск роскоши выглядел слишком соблазнительно, одна мысль упустить шанс Золушки казалась страшным кошмаром. К тому же, глаза Павла Петровича были настолько добрыми и честными, что искушение оказалось непреодолимым. Опьянённая магией ночного очарования, Лена переступила через себя.
– Завтра едем смотреть новую работу. Птица удачи в твоих руках – не спугни её.
Девушка раскинулась на кровати в позе морской звезды, в кружащейся голове воспарили в заоблачную высь сверкающие горизонты. Ей хотелось бежать к ним без остановки, радоваться, прыгать, танцевать. Затем молодое сознание окончательно поглотил пьяный туман. Ощущая себя императрицей мира, Лена уснула на царской ложе с блаженной улыбкой на губах.
Сказка медленно превращалась в явь.