В восьмом классе к нам пришла новенькая. Едва она вошла в класс, как я внутренне обмерла. Мне показалось, что это та самая Леночка, завистью к которой я мучилась в детском саду. (Теперь-то я знала, что это чувство называется завистью). Девочка была гораздо выше меня ростом, белокурые волосы небрежными локонами разметались по спине, большие серо-голубые глаза смотрели на окружающих с неподдельным интересом, правильные черты лица оттенялись нежным румянцем. По классу прокатился мальчишеский рокот восторга, потом стали раздаваться выкрики:
– Как тебя зовут?
– Садись к нам с Мишаней, мы подвинемся!
– Откуда ты?
Классная еле уняла шум и представила новенькую:
– Галина Хрусталева теперь будет учиться в нашем классе. Прошу любить и жаловать! Галочка, (она именно так и сказала, наша строгая, непримиримая классная Нинка!) как у тебя со зрением?
– Спасибо, хорошо, – зарделась Хрусталева.
– Ну, тогда садись за предпоследнюю парту, а то у нас Калезин в гордом одиночестве мается. А ты, Калезин, смотри у меня!
– А, чо я? Чуть что, Калезин… Я ее еще и пальцем не тронул.
– Я тебе трону!
– Да что Вы, Нина Ивановна, пугаете мной, как монстром каким-то! Разве такую беленькую да хорошенькую можно обидеть? Ее любить надо.
Что ты имеешь в виду?
– Товарищеские чувства одноклассника к однокласснице, конечно же. А Вы что имеете в виду, Нина Ивановна?
Классная покраснела и стала, молча, раскрывать классный журнал.
За время этой перепалки новенькая успела обосноваться за столом, выложить учебник, тетради, ручки, карандаши, линейку, ластик. И все это так невозмутимо, словно разговор ее совсем не касался. Все головы были повернуты к предпоследней парте, но взоры были прикованы не к перепирающемуся Калезину, а к новенькой.
Между тем, Нинка начала опрос. Новенькую пока не спрашивали. И воспользовавшись передышкой, она наклонилась к Калезину и шепотом спросила:
– Тебя как зовут?
– Юра.
– Приятно познакомиться, – и она протянула узкую кисть.
Юрик шутливо пожал протянутую руку.
– Мне тоже.