Иногда слова «если бы он пошел другой дорогой» объясняют, будто прп. Макарий считал, что молодой монах изменил избранному пути жизни, своему старцу Льву и пошел другой дорогой. Однако это не только противоречит высокой его оценке личности свт. Игнатия, но и совершенно не соответствует действительности. В данном случае эти слова совсем не связаны с именем старца Льва, а речь идет о назначении игумена Игнатия настоятелем в Сергиеву пустынь близ Петербурга. Прп. Макарий был осведомлен и вполне понимал, что это назначение произошло совсем не по его воле, но по приказу императора, когда он совершенно неожиданно вместо желаемого им уединения, затвора, жизни созерцательной8 (на котором был бы Великим Арсением) был снят с этого пути и поставлен на другую дорогу – руководства столичным монастырем.
О том, насколько его влекла другая дорога, упоминаемая прп. Макарием, с полной очевидностью открывается из откровенных признаний самого свт. Игнатия.
О своем настоятельстве в столичной Сергиевой обители он писал: «Ни к чему в ней не прилепилось сердце, ничего мне в ней не нравится. Я занимаюсь устроением ее как обязанностью, принуждаю себя любить Сергиеву пустынь. Обитель эта совершенно не соответствует потребностям монашеской жизни. Одного прошу, чтоб развязали меня с Сергиевой пустынью. Всякое решение Святейшего Синода приму с благодарностью». В другом письме он открывает свою душу: «Я всегда желал глубокого уединения… С тою целью оставил я мир, с этой постоянною целью совершаю двадцатый год в монастыре».
Не по душе был ему этот шумный, людный монастырь. Не этой дороги он желал, но поставленный на нее, с терпением шел ею половину своей сознательной жизни. Поэтому, прекрасно знавший об этом прп. Макарий, когда писал о другой дороге свт. Игнатия, то говорил не о его уходе с избранного пути, а о промысле Божием, видевшим, какой путь наиболее полезен и ему, и Церкви. И действительно Россия получила великого духовного наставника всех искренно ищущих евангельской жемчужины (Мф. 13, 45–46).