Когда стюардесса предложила вино, он отказался, но через минуту всё-таки взял. Пил медленно, чувствуя, как алкоголь стирает тонкую плёнку между реальным и сном.
Рядом сидел мужчина в темных очках, спал с открытым ртом. Из-за этого Степан почему-то вспомнил школьного учителя литературы – того, что когда-то сказал:
– Настоящая проза начинается там, где кончается жизнь.
Тогда он не понял, а сейчас вдруг почувствовал, что все книги, которые он писал – это просто попытки умереть безопасным способом.
Около экрана на сиденье загорелось: турбулентность. Самолёт начал дрожать, как живая вещь, вздыхающая в небе. В этот момент Степану послышалось – сквозь гул турбин, сквозь дыхание пассажиров и шелест кофе-саше – короткое, еле уловимое свист.
Он замер.
Стюардесса проходила по ряду, улыбаясь, но звук не исчезал. Он был как шёпот, проникающий сквозь кости – ровный, не человеческий.
Через пару минут всё стихло, и он почти убедил себя, что это просто шторка иллюминатора скрипнула.
Ладно, – подумал он. – Это просто небо играет в знаки.
В Лиме его встретил запах сырости, соли и дыма. Воздух был густым, как молоко, наполненным чужими языками, звуками, тенями. Так пахнет место, где реальность чуть раздвинута, чтобы между её слоями могли пройти духи.
Таксист – смуглый парень с пустыми глазами – долго ехал по ночным улицам, где собаки бродили стаями, как вечные следователи времени. Степан сидел на заднем сиденье, слушая незнакомую музыку в динамиках, и вдруг понял: Москва уже кажется ему сном, причём сном другого человека.
Номер в гостинице был маленьким – белые стены и вентилятор, издающий старческий скрип. Он бросил вещи, включил свет, потом выключил – так ничего и не поняв, чего хочет.
Через минуту на улице кто-то свистнул. Коротко, дважды.
Он подошёл к окну. Внизу никого не было, только темнота и движение волны воздуха, пахнущего океаном.
И вдруг он понял: звук был точно таким же, как в сне.
Глава 3. Тепло океана