вынужден полагаться на
выводы друга.
Однако же… мозоли, и предположительно — от копания… Не закапывал
ли горемычный, скромный Иван свои жертвы? Да так поспешно, что сбил в
кровь руки?
Если сначала в темных делах можно было поневоле заподозрить постоянно
находившегося в лаборатории Константина, то теперь нельзя было
равнодушно относиться к Ивану. Так называемому немому. Немому, который
совсем не знал языка жестов.
Мы с Касымом присели за столик, свободный от оборудования. Прямо
передо мной оказались личные шкафчики студентов, работавших в
лаборатории. Медные таблички наличествовали только на семи шкафчиках из
восьми. Слева направо стояли шкафы Терентия Дорошенко, Дмитрия
Самоиленко, Семена Протасова, Константина Тоцкого, Олега Кучмасова,
Ивана Иванова и Дмитрия Белова.
Из надписей на шкафчиках я узнал наконец фамилии Ивана и Константина.
Если последний имел аристократическое, знаменитое еще в старой Руси
родовое имя, то Ивановых всегда было предостаточно. И анонимки чаше
всего подписывали этой фамилией. О Кучмасове и Белове я до сих пор не
слышал. Кто такие? Где сейчас? Может быть, уже окончили университет, а
таблички со шкафов не сняли?
В разгар нашей беседы к шкафчикам подошел Константин. Вчера, в то
время, когда исчез Терентий, его в лаборатории не было. Да и сегодня
утром тоже. Что, вообще говоря, довольно странно — обычно студент не
отходил от приборов.
— Не присядете ли с нами, господин Тоцкий? — предложил я.
Константин испуганно вздрогнул, вгляделся в наши лица и опустился на
лавку рядом со столом.
— Работаешь здесь? — поинтересовался Касым.
— Практикуюсь, — ответил Константин.
— А что же вчера тебя в лаборатории не было? — прямо спросил я. — Да
и сегодня ты не спешил…
— Болел, — мрачно ответил Тоцкий.
— Теперь выздоровел?
— Выздоровел.
— Про Терентия слышал?
— Кто же не слышал? — глянув на меня исподлобья, ответил Константин.
— И как считаешь, кто виноват?
Студент задумался. В глазах его отразилась тоска.
— Если бы я не был ученым, ответил бы: дьявол, — решительно заявил
он.
— А что мешает так заявить ученому-богослову? — спросил я.
— Я не богослов. Но ответ знаю. То, что дьявол не вмешивается
напрямую в дела людей. Ему это запрещено. Только через своих слуг. Но и
слуг у него достаточно.
— И какой же слуга в ответе за это? Зверь, человек? Неизвестный или
свой?
Константин пристально посмотрел на меня:
— Я знаю, что нахожусь на подозрении. Но я не имею к этому