знает, как правильно произнести свое имя…
— Постыдись, Касым, — укорил я Нахартека. — Иван немой, разве можно
над этим смеяться?
Сказав это, я вспомнил, что студент не глухой, и прекрасно нас
слышит.
— Нет, нет, я не хотел сказать ничего обидного, — с жаром заявил
Нахартек. — Я понял, что Иван немой, и понял, что он не глухой. Но
нехорошо, когда ты говоришь, а твой собеседник отвечает тебе жестами.
Вот я и решил поговорить с Иваном на языке, который использует он сам.
Когда я был маленький, у нас в деревне жил немой русский, и я с ним
дружил. Прекрасный был человек, добрый и честный. Он научил меня азбуке
глухонемых, и я хорошо ее знаю. А этот студент меня не понимает. Только
пытается все время что-то написать. Зачем же писать, когда я отлично
понимаю глухонемых?
Иван безнадежно махнул рукой. Я заметил, что он неловко ее держит.
Похоже, на ладони была кровь.
— Что это? — заинтересовался я.
— И я о том же, — расхохотался Касым. — Что, спрашиваю у него, весь
день по канату лазил, ладони ободрал? Или ночью тайный ход роешь?
Иван мрачнел все больше.
— Может, смогу помочь? Мне доводилось изучать медицину, — заявил я,
ненастойчиво попытавшись взять руку студента в свою. Но тот вдруг круто
повернулся и побежал.
— Странно, — заметил я. — Чего он стесняется? И ты хорош — зачем к
нему пристал?
— Да так, я просто поговорить хотел. Протянул руку поздороваться, он
назад отводит. Что, думаю, язычников здесь уже за собак держат? Или дело
в том, что я кабардинец? Он понял, что я обиделся, показывает руку. И
смутился сразу. Будто нехорошим чем занимался…
— Действительно, странно, — заметил я. — И морщился он, когда бочку
со мной тащил. Или он бочкой ладони натер? Работа здесь у ребят, как я
понял, не очень пыльная…
Касым облокотился об электростатическую машину и заметил, показывая
свои руки, все в ссадинах:
— Не то что у нас. Сегодня учились паромет разбирать. Это еще хуже,
чем пневматическое ружье. Потому что паромет большой, детали тяжелые. И
каждую вручную подогнать надо. А с ружьем мы вчера тренировались.
Деталей больше, но о них хоть руки не сбиваешь. Только у Ивана мозоли от
копания, а не от чего другого. Уверен.
— Почему? — поинтересовался я.
— Черенком лопаты по неопытности можно так ладонь повредить, —
объяснил Нахартек. — Если без привычки работаешь. Сначала мозоль
натираешь, потом кожа срывается… Неприятно, я скажу… Сам в деревне
жил, в поле много работал, знаю.
Сам я повреждений на руке Ивана не видел и был