на перевозке угля и прочей черной работе. Для парометов
трех боевых дирижаблей все равно было мало горючего и боеприпасов, а в
«Ласточку» все солдаты не могли поместиться. Да и отпускать без
прикрытия невооруженный дирижабль, идущий на малой высоте, мы опасались.
Ночью лагерь Лузгаша не спал. Стучали молотки, скрипели колеса,
ругались люди. А утром к нашим позициям вышел сам повелитель Луштамга.
Он шел пешком, в сопровождении гвардейцев, каждый из которых вел
пленника с удавкой на шее.
— Доброе утро, — приветствовал нас Лузгаш, обратив лицо к самому
большому из дирижаблей — «Орлу». Поскольку и я, и дьяк Фалалей дежурили
на «Соколе», я подал своему глашатаю знак, и тот возгласил:
— Говори, что хотел. Лузгаш.
— Я довожу до вашего сведения, как и какие войска будут проходить
через Врата, — заявил он, оборачиваясь в сторону нашего дирижабля. —
Слушайте!
Я предостерегающе поднял руку:
— Стоп! Почему ты решил рассказать об этом сам? До сих пор ведь ты
боялся, что тебя убьют?
— Я не боялся, а проявлял разумную осторожность. А говорить сам буду
потому, что никому ничего нельзя доверить. Извратят и изолгут. Думаешь,
по моему приказу творились все жестокости в этой стране?
— Думаю, да, — тихо сказал я, не поворачиваясь к глашатаю. У нас с
Фалалеем был договор, что он будет кричать только то, что я говорю,
подав при этом специальный знак.
— Первыми пройдут копьеносцы на верблюдах. Вторыми — три сотни моей
лучшей конницы. Затем — я сам с приближенными и слугами. Затем — пехота.
Потом — слоны и опять конница. Последним пойдет отряд, сторожащий сейчас
триста ваших пленных. В нем пятьдесят человек. Не так много, и я
опасаюсь предательства — не перебьешь ли ты моих людей, когда они
останутся в меньшинстве?
— Нет, — ответил я.
В это время огромная тень заслонила солнце. Поглощенный разговором с
Лузгашем, я перестал обращать внимание на происходящее вокруг и едва не
шарахнулся в сторону. Но ничего страшного не произошло. Просто вплотную
к «Соколу» подошел «Орел», с которого по штормовому трапу спустился на
наш дирижабль генерал Юдин.
— Старика-мага отпускать нельзя, — сквозь зубы процедил он. — Это
самый опасный человек в его воинстве.
— А что мы можем сделать? — спросил я.
— Посадить снайпера на скале, — ответил генерал.
— И нарушить слово?
— Не хотелось бы, — вздохнул Юдин.
— Пусть идут. Чувствую, сюрпризов нам еще хватит. Юдин склонил голову
и отошел на несколько метров.
— О чем вы там шепчетесь с наймитом