в двадцать процентов от рыночной стоимости. Подходит?
— Как же я детей своих обкрадывать буду? — возопил гном. — Двадцать
процентов на дороге не валяются…
— А Славное государство обязуется поставлять клану Шмигги
продовольствие в пределах суммы, на которую продана руда, с
двадцатипятипроцентной скидкой, — тут же нашел выход митрополит.
— Это уже дело. Продовольствие нам понадобится. Такой договор я
заключу, — согласился гном.
— В Краснодаре подойдешь к отцу Зосиме. Он тебе и договор даст
подписать, и инструментами снабдит, и провиантом в дорогу, — пообещал
отец Кондрат.
А я порадовался тому, с каким напором благодушный в быту митрополит
отстаивал интересы своего государства. Даже в далеком будущем, которого
он, да и почти все из ныне живущих уже не увидят.
***
Когда принципиальное решение на высшем уровне было принято, дела пошли гораздо быстрее. Ранним утром, сразу после молитвы (я подразумеваю молитву церковных иерархов — когда они встали к заутрене, я еще спал) меня пригласили на военный совет. Там присутствовало человек десять. Митрополит, его секретари, военные в форме — думаю, в звании не ниже генерала армии — и гражданские лица (впрочем, тоже в форме). То, что они гражданские, я понял по слишком вольному поведению и по тому, как сидели на них мундиры. Как шепотом сообщил мне отец Митрофан, это были гражданские чиновники: технари и аналитики. У многих гражданских и военных позванивали на груди награды: медали на обшитых разноцветными лентами колодках и ордена в форме широких восьмиугольных крестов, украшенных самоцветами. Каждый крест можно было вписать в круг, лучи их расширялись от основания. Одним словом, ордена Славного государства были очень похожи на прежние награды России.
— Позвольте представить: господин Лунин, — сказал митрополит.
Все оглядели меня с головы до ног. Думаю, мой внешний вид ни военным,
ни гражданским спецам не понравился и доверия не внушил. Я ведь был не в
мундире, да еще бритый, и лицо в шрамах. А на совет собрались не казаки,
тут все были бородатые, духовные лица ведь тоже бороды не брили.
Митрополит ничего больше про меня не сказал. Я немного удивился —
как-никак я здесь представлял интересы дружественного государства, а не
появился сам по себе. Впрочем, до вручения верительных грамот я
действительно не был ни регентом, ни послом. Как бы не повторилась
ситуация с Адольминой, которая не смогла добиться от союзников
практически ничего…
— В нашу задачу