о том, что это
невозможно ни при каких обстоятельствах.
— Нет, нет, — засмеялся я. — И не рассказывайте. Я ведь занимался,
этим вопросом не один год. Даже классическая физика не формулировала
вопрос подобным образом: ни при каких обстоятельствах. Хотя бы потому,
что там время совершенно не определено как физическая величина. Все
явления только включают его как составную часть. А мои обстоятельства —
исключительные. Я был вышвырнут в будущее заклинанием. А заклинания, в
отличие от многих физических процессов, обратимы. Это неоспоримый факт.
Поэтому я надеюсь найти ключи к использованному против меня заклинанию и
вернуться. В ту же точку пространства-времени, откуда меня столь грубо
изъяли…
— Но тогда вы сможете изменить прошлое и будущее, — заметил отец
Кондрат. — Возможно ли это?
— Все мы изменяем будущее каждым своим шагом, каждой мыслью, —
улыбнулся я. — И если в нашем мире все привыкли к тому, что прошлое и
будущее только одно, в других мирах, с несколькими временными
координатами, все прекрасно понимают, что и прошлое, и будущее
многовариантны. И каждый вариант доступен существу с высокоразвитым
сознанием. В какой-то степени оно может прожить несколько жизней. Или
даже их бесчисленное множество.
— Под «существом» вы понимаете Бога? — поинтересовался митрополит.
— Вовсе нет. В первую очередь — человека, — ответил я. — Или любой
другой разумный вид.
— Вы бывали в таких мирах? — с надеждой спросил отец Кондрат.
— Что вы… Я недостаточно развит для этого. Но, как говорил мой
учитель, все мы рано или поздно в них окажемся.
Не знаю, противоречит ли это доктрине нашей веры, — вздохнул
митрополит. — Вселенские Соборы нынче не собираются, а теология не стоит
на месте. Как тут не впасть в ересь, внимая прельстительным слухам?
— Каким именно? — поинтересовался я.
— Не важно, — мягко улыбнулся митрополит. — У каждого человека есть
свои желания. Но мы должны в первую очередь исполнять волю Бога.
***
На берегу неспешно и достойно отслужили панихиду по погибшим морякам. Воины, убившие врагов в бою, исповедались, и отец Кондрат наложил на каждого епитимью, причем епитимья эта зависела не от числа врагов, убитых воином, а от того, с какими чувствами он сражался. Если убивал с яростью — поститься нужно было дольше. Если со скорбью — меньше.
Артиллерист Зураб, оказавшийся небольшим и смуглым, крепкого сложения
черноусым человеком, получил из рук митрополита награду — большую
серебряную чашу для