ручеек, начавшийся с мокрой полоски и
усиливавшийся по мере продвижения вверх. Но присутствие ручейка Кравчука
только радовало — без него он бы вообще пропал. Пил он часто и помногу.
Холодная, свежая вода помогала двигаться, глушила чувство голода.
Туннель, в который человек забрел по подсказке Пых-Пуха, вообще говоря,
был подозрительным. За все время Кравчуку не встретилось ни одного
ответвления, ни одного зала, ни одной развилки. Но туннель упорно куда-то
вел — вряд ли в глухой тупик. Смущало то, что не было предсказанной шариком
трехсторонней развилки. Может быть, конечно, он миновал ее в темноте, когда
еще не догадался включить фонарь. А может быть, шарик и не мог дать ему
правильного совета — если придерживаться гипотезы о его бредовой сущности…
Как бы там ни было, чувствовалось, что поверхность земли была уже близко.
Стало легче дышать, было гораздо прохладнее, чем на нижних ярусах. Кравчуку
даже казалось, что откуда-то дует свежий ветерок — факт обнадеживающий.
Ветерок все усиливался.
«Может быть, эта нора и выведет меня на поверхность», — затаив дыхание и
вслушиваясь в дальние шорохи, думал Кравчук.
Последние несколько сот метров перед очередным, если не последним,
отдыхом — силы иссякали — человек полз на четвереньках. И вдруг
почувствовал, что на затылок ему льется вода. Голову поднимать было лень,
Владимир Петрович был словно в ступоре. Прополз еще несколько метров и
стукнулся теменем о стену — коридор закончился.
Только тут он поднял наконец голову: откуда-то сверху падали холодные
капли. Дальше пути не было. Только уходил вверх высокий колодец. Кравчук
выключил фонарик и вгляделся в светлеющее пятно у себя над головой. Метрах в
двухстах-трехстах над ним виднелся слабый багровый свет. Похоже, светилось
небо. Он почти выбрался на поверхность. Но подняться можно было только
взлетев. Наружу вел лишь идеально ровный вентиляционный колодец с гладкими
скользкими стенками. Кравчук вспомнил улыбчивый шарик и во всю глотку
закричал:
— Сволочь! Сволочь! Сволочь!
***
Машина Бонуция шла над темной равниной, оставляя за собой в воздухе
переливчатый радужный след. В Бонуцитоне только что наступил рассвет, а в
Ронканоре уже вечерело. За десять минут автомобиль оказалась возле реки. Но
в полуразрушенном городе никто не встретил ее радостными криками. Кричать
было некому — на улицах не было ни души.
За рекой лежала серая пустошь. Река разделяла Ронканор надвое.