– Она не совершила ничего выдающегося. Но ей только двадцать семь лет! У неё все ещё впереди. Пожалуйста. Обещаю! Я обещаю, что она станет лучше. Напишет эту чертову книгу или спасёт тысячу жизней.
Судьи переглядываются, перешептываются на древне-ангельском.
– Ты знаешь, что максимальное число оставленных в жизни за один суд не может превышать десять душ. Мы можем подтвердить приговор барышни Савельевой, но тогда вынуждены будем аннулировать один из предыдущих. Кого ты выберешь, смерть Сигма Двести Сорок Седьмой?
Перед внутренним взором переливаются светом все одиннадцать душ. Катя сияет ярче всех. Как, как мне доказать, что она не менее значима для этого мира, чем остальные? Просто время для ее великих дел ещё не пришло.
– Мы ждём.
– Разве моя любовь недостаточно веское доказательство того, что она нужна миру? – Я медленно встаю, гремя костями. – Ведь считается, что Любовь – не доступна ангелам, тем более работающим в должности смерти. Но если эта душа и вправду пробудила во мне это удивительное чувство, то разве вы не должны изучить сей феномен?
Красное пламя в глазницах судей меняется с алого на багровое. Они в растерянности. Наверное, впервые за много тысячелетий. Снова шепчутся на древне-ангельском.
– Ты прав, это исключительный случай. Мы отсрочим аннулирование приговора на год. За это время она должна будет доказать, что достойна оставаться в жизни. И не думай, что сможешь помочь ей.
Пламя танцует сальсу в груди, кланяюсь судьям. О, нет, я смогу ей помочь, обязательно. Даже если придётся стать чертом, хранителем или смертным. Барышня Катерина любит жизнь, а я люблю ее.
Вера Бересклет
«Хозяин»
– Ну, ты, серьёзно, что ли? – Варвара наставила свои раскосые печенежьи глаза на жениха – чисто коза, – в смысле «смотаемся по-быстрому»?!
– В прямом. По-быстрому. Сегежа – это не Африка ж, и даже не Кемь – Стас, как всегда, был идеально спокоен, – да и не будет тётка без толку настаивать.
Он поймал узкую прохладную ладошку своей крутонравой невесты и уткнулся в неё носом.
– Ну, Вааарь, ну, надо.