I. «О различии между чистым и эмпирическим знанием»
Хотя все наши знания начинаются с опыта, они не все проистекают из него. Ибо вполне возможно, что даже наше опытное знание представляет собой некую обобщенную композицию того, что мы получаем через впечатления, и того, что наша способность познания (побуждаемая лишь чувственными впечатлениями) производит из самой себя, и это добавление мы не отличаем от основной субстанции до тех пор, пока долгая практика не сделает нас внимательными к ней и знакомыми с ее разделением.
Известно, что Лейбниц сказал это в тех же или подобных выражениях. «Вопрос в том, – говорится в его работе о Локке, которую стоит прочитать, – является ли душа сама по себе чистым листом, а то, что на нем нарисовано, происходит только от органов чувств и опыта? Или же она сама по себе изначально содержит принципы многих понятий и доктрин, которые внешние объекты просто пробудили в ней? Все ли истины зависят от опыта, или есть истины, которые имеют другое основание? Ведь если некоторые события можно предвидеть еще до того, как они будут испытаны, то очевидно, что мы в чем-то участвуем в них. Органы чувств, необходимые для всех наших реальных знаний, недостаточны, чтобы дать нам все знания; они всегда дают только примеры, то есть конкретные или отдельные истины. Но все достоинства, подтверждающие общую истину, как бы многочисленны они ни были, недостаточны для установления общей необходимости этой истины…». Поскольку Лейбниц в этом отношении с редким терпением рассмотрел все идеи, представленные Локком: поэтому Эберхард был прав, говоря, что философия Лейбница содержит именно критику разума и более свежую критику, (она находится перед глазами мира в этой работе), хотя из этого еще не следует, что благодаря ей вся более «свежая» критика стала ненужной. (9) Разум будет критиковать сам себя, и каждый критик его должен мириться с тем, что его критикуют, пока существуют разум и критика. Если его расчеты были верны, то почему он должен уклоняться от пересчета?
Если этот же вопрос, который поднял и Лейбниц, хотят выразить таким образом: «существует ли познание, независимое от опыта и даже от всех впечатлений чувств?» и эти познания называют априорными с определением, «что они происходят совершенно независимо от всякого опыта, и к ним вообще не прибавляется ничего эмпирического», (10) то в нем содержится то, чего не было в том вопросе. Там предполагалось, что чувственные впечатления вызывают, как говорит Лейбниц, внешние объекты для пробуждения понятий, следовательно, что эти познания и понятия, даже если они появляются в десятой высшей потенции, не будут полностью независимы от всех впечатлений чувств, от всего предыдущего опыта; здесь же предполагается, что они абсолютно таковы, и только тогда, если они таковы, они называются априорными. Можно сомневаться, что хоть одно такое понятие имеет место в нашей душе; по крайней мере, несомненно, что слово a priori не несет в себе такой строгости ни в одной человеческой науке, даже в математике. Я признаю в них пропозиции и заключения a priori, то есть в силу своего разума я признаю истины, лежащие в них самих по себе; хотя их материал, тела, поверхности, линии, фигуры, посредством которых я формирую понятие и имею его только в таковом, даже если я строю их в уме, даны мне только как posterius. В обиходе слово a priori относится только к тому, что следует; только по отношению к этому оно называется априорным: ведь ничто не выводится из пустоты. Откуда этот prius? Не из опыта ли, т.е. внутренней данности по правилам моего ума или внешней данности через мои органы чувств? Сделать себя зависимым от самого себя, то есть поставить себя вне всякого первоначального, внутреннего и внешнего опыта; считать себя свободным от всякого эмпиризма вне себя – на это никто не способен. Это было бы a prius прежде всего a priori; с этим, еще не начавшись, прекратился человеческий разум.