— Господи, — прошептала она и остановилась, не зная, куда
деваться.
Раздражающе однообразный звук, монотонно бьющийся о стены
вестибюля, складывался из пронзительного, невообразимого воя тысяч
глоток человеческих существ, объятых первобытным, животным страхом.
Пол вестибюля был заляпан кровью, усыпан клочьями одежды, повсюду
виднелись неподвижные тела и непонятно откуда взявшиеся зигзаги
распечаток на желтой бумаге.
— Давай, сестра. Уносим ноги.
Две пары глаз 'новых' блеснули из безумной мешанины отражений,
мелькающих на полиуглероде их трико — костюмы не успевали справиться
с воспроизведением форм и цветов, мельтешащих вокруг.
— Ты ранена? Пошли. Томми тебе поможет. Обопрись на него.
'Новый' забрал у своего товарища, которого он назвал Томми,
сверток — видеокамеру, завернутую в полиуглеродную пленку.
— Чикаго, — прохрипела Молли. — Я выхожу.
И тут же начала падать, но не на мраморный пол, скользкий от
крови и рвоты, а в теплый, беспросветный, наполненный кровью
колодец, в темноту и тишину.
На лидере 'Новых пантер', отрекомендовавшемся как Люпус Тот
Самый Парень, был полиуглеродный костюм-хамелеон, способный по
мысленному приказу хозяина воспроизводить любую гамму оттенков,
выражая перемены его настроения. Примостившись на краю рабочего
стола Кейса и напоминая своим видом выполненную в современном стиле
горгулью, старинное украшение водосточной трубы, Люпус из-под
полуприкрытых век спокойно рассматривал Кейса и Армитажа. При этом
он улыбался. Его волосы были выкрашены в розовый цвет. За левым ухом
Люпуса щетинился разноцветный перелесок софтовых микромодулей; уши у
него были заостренные и покрытые короткой, розовой же щетиной.
Зрачки Люпуса были модифицированы таким образом, чтобы ловить свет и
гореть подобно кошачьим. Кейс с интересом следил за переливами и
изменениями цвета и текстуры, скользящими по трико Люпуса.
— Вы не смогли удержать операцию под контролем, — сказал
Армитаж.
Он высился посреди чердака подобно статуе, запахнувшись в
просторное дорогое пальто полувоенного покроя.
— Хаос, мистер Никто, — ответил Люпус Тот Самый Парень, — это
наш образ мысли и стиль жизни. Это наша основная сила. Ваша женщина
знала это. Мы работали с ней. А не с вами, мистер Никто.
По костюму Люпуса пронесся вихрь угловатых узоров оттенков беж
и бледного авокадо.
— Ей потребовалась медицинская помощь. Сейчас ею занимаются. Мы
присмотрим за ней. Все в порядке.
Люпус снова улыбнулся.
— Заплатите ему, — сказал Кейс.
Армитаж сделал попытку испепелить Кейса взглядом.
— Мы не получили товар.
— Он у вашей женщины, — ответил Тот Самый.
— Заплатите ему.
Армитаж деревянно шагнул к столу и вытащил из кармана пальто
три толстых пачки новых иен.
— Будешь пересчитывать? — спросил он Люпуса.
— Нет, — ответил 'новый'. — Платите _вы_. Вы — мистер Никто. И
платите вы за то, чтобы остаться им. А не стать мистером Кто-то.
— Надеюсь, это не угроза? — спросил его Армитаж.
— Всего лишь деловые отношения, — ответил Тот Самый Парень,
убирая деньги в единственный нагрудный карман своего костюма.
Зазвонил телефон. Кейс снял трубку.
— Молли, — сказал он Армитажу, протягивая ему трубку.
Кейс вышел на улицу, когда верхушки городских зданий уже
проступили в предрассветном сером свечении. Ему было холодно, он
чувствовал себя неуютно и как-то не на месте. Уснуть в эту ночь так
и не удалось. Чердак надоел уже до смерти. Люпус ушел, за ним ушел
Армитаж. Молли находилась неизвестно где под присмотром врачей.
Тротуар под ногами Кейса задрожал — прошел поезд подземки. Где-то в
отдалении заливалась сирена.
Кейс шел по улицам, сворачивая наугад, подняв воротник и
ссутулив плечи, обтянутые новой кожаной курткой. Бросил в лужу
первый на сегодня окурок 'Ехэюань' и закурил новую сигарету из
бесконечной череды следующих. Он старался представить себе, как
сейчас, пока он просто идет по улице, оболочки капсул Армитажа с
токсином рассасываются в его крови, микроскопические мембраны
изнашиваются и истончаются. Это казалось нереальным. Так же, как и
агония и страх в вестибюле 'Чувств/Сети', которые он видел глазами
Молли. Он поймал себя на том, что пытается вспомнить лица тех троих,
которых убил в Тибе. У мужчин лиц словно бы не было, у женщины было
лицо