Весь церковный механизм старается подменить веру в Бога верой в церковную организацию. Складывается впечатление, что в деле спасения ни от Бога, ни от человека ничего не зависит, но все в руках уполномоченных представителей Церкви. Отдаление верующего от Церкви обычно обусловлено тем, что он перестаёт уповать на обрядовую круговерть в деле спасения. Человеку, отходящему от Церкви, требуется гораздо больше веры в Бога, нежели человеку, держащемуся за нее. Вот такой вот удивительный парадокс.
Православная Церковь утверждает, что она неизменна от апостолов и что в этом залог ее истинности. Чуть более ученые христиане понимают, что апостолы были правоверными иудеями, и что не было у них никакого закона, обряда и традиции помимо иудейских, но лукаво помалкивают, дабы не портить благостную картинку в воображении невежд. Если уж и говорить о том, какая конфессия ближе всех к апостолам, то это несомненно мессианские иудеи.
А есть ли в христианстве что-либо от Бога помимо Евангелия? Не является ли христианская Церковь точно таким же продуктом устного народного творчества, как и иудаизм? Вот, например, открываем «Закон Божий», и что мы там видим? А видим мы там закон человеческий, потому что закон Божий – о любви, совести, великодушии, смирении, об аскетичности, терпении, милости и прощении. А вот об этом, в так называемом Законе Божьем, вы ничего и не прочитаете.
Церковь с особой настойчивостью утверждает, что Евангелие не является моральным кодексом. Это происходит вероятно потому, что первенство нравоучительной составляющей Евангелия может потеснить с церковного престола обряд. Но для нравственного (евангельского) возрастания человека обряд бесполезен, что ставит церковную организацию в уязвимое положение. В целях самосохранения Церковь и определила для нравоучительной составляющей Евангелия факультативный характер. На первом же месте опять обряд, традиции и «заповеди человеческие», все то, что так не любил Спаситель.