Вера Фоксу была безгранична. Эдвард Барроу, один из лидеров глашатаев Истины, писал: «Суждение об этом вопросе [ереси] должно быть от Духа Христа, который безгрешен и дает безгрешность суждений и распознание во всех случаях и вещах».
Квакерская вера в непогрешимое наитие от Духа было причиной колкостей со стороны противников. Эти критики пытались сосредоточивать внимание на слабых аргументах в квакерских трактатах, утверждая, что каждая такая ошибка доказывает отсутствие боговдохновенности квакерских водительств. В 1674 году один из таких критиков в споре пришел к заключению: «Ваши книги должно быть ложные; и, следовательно, не от безгрешного Духа, хотя вы и хотите, чтобы мир верил в это».
Современные поборники Общества Друзей время от времени пытаются приуменьшить эту сторону квакерских истоков. Генри Ван Эттен, например, утверждает: «Следует помнить, что он [Джордж Фокс] не использовал слово „Истина“ в каком-то особенном смысле, и что он никогда не считал себя непогрешимым». На самом же деле Фокс полагал, что безошибочное знание Божьей воли – это такой широко распространенный дар, что он даже появляется в трактате 1663 года о бракосочетании, который он написал совместно с Томасом Лоренсом. Когда его спросили, будет ли для супружества «абсолютно необходимыми освобождение от всякого греха и непогрешимая уверенность в Божьей воле», он ответил: «Абсолютно необходимо иметь непогрешимую уверенность, [что] есть свобода от всякого греха, томиться голодом и жаждой, добиваясь этого, свидетельствовать усилению этого, быть искренним в душе с полной верой в Бога».
Собственная уверенность Фокса в боговдохновенности была столь полной, что вела его гораздо далее чисто религиозных вопросов. Выше мы отмечали его короткое увлечение медициной как результат промелькнувшей у него мысли о внутренней природе сущностей. Уильям Брейтуэйт предполагает, что подобное вдохновение кроется за попыткой Фокса продемонстрировать правильность употребления «ты» при обращении к одному человеку и «вы» – к нескольким. «Казалось, он в какой-то степени расценивал себя как обладателя духовных аналогов человеческим знаниям, что ставило его выше и где-то за пределами обыденного».