1. Отношение между целым и частями есть непосредственное отношение; поэтому рефлектированная непосредственность и сущая непосредственность имеют в нем каждая свою собственную самостоятельность; но так как они находятся в существенном отношении, то их самостоятельность есть лишь их отрицательное единство. Это теперь положено в проявлении силы; рефлектированное единство есть по существу своему иностановление как перевод себя самого во внешнее; но внешнее столь же непосредственно принято обратно в рефлектированное единство; различие самостоятельных сил снимается; проявление силы – это лишь опосредствование рефлектированного единства с самим собой. Имеется лишь пустое, прозрачное различие, видимость, но эта видимость есть опосредствование, которое само есть самостоятельная устойчивость. Не только противоположные определения снимают себя в самих себе, и их движение – это не только переход, но, с одной стороны, непосредственность, с которой начали и от которой был совершен переход к инобытию, сама дана лишь как положенная непосредственность, с другой стороны, благодаря этому каждое из определений в своей непосредственности уже есть единство со своим другим [определением], и переход благодаря этому есть равным образом просто полагающее себя возвращение в себя.
Внутреннее определено как форма рефлектированной непосредственности или сущности в противоположность внешнему как форме бытия, но оба составляют лишь одно тождество. – Это тождество есть, во-первых, изначальное (gediegene) единство обоих как содержательная основа или абсолютная суть дела (Sache), в которой оба определения составляют безразличные, внешние моменты. Постольку это тождество есть содержание и целокупность, которая есть внутреннее, становящееся также и внешним, однако в этом внешнем оно не ставшее или перешедшее [в иное], а равное самому себе. Внешнее, согласно этому определению, не только одинаково по содержанию с внутренним, но оба составляют лишь одну суть дела. – Но эта суть дела как простое тождество с собой отличается от своих определений формы, иначе говоря, эти определения внешни ей; постольку она сама есть нечто внутреннее, отличающееся от ее внешнего. Но это внешнее состоит в том, что его составляют сами эти оба определения, т. е. внутреннее и внешнее. Сама же суть дела есть не что иное, как единство обоих. Тем самым обе стороны представляют собой по содержанию опять одно и то же. Но в сути дела они даны как проникающее себя тождество, как содержательная основа. Во внешнем же они как формы сути дела безразличны к этому тождеству, а тем самым и друг к другу.
2. Таким образом, они разные определения формы, имеющие тождественную основу не в самих себе, а в чем-то ином, – для себя сущие рефлективные определения: внутреннее – как форма рефлексии-в-себя, существенности, а внешнее – как форма непосредственности, рефлектированной в иное, или как форма несущественности. Однако природа отношения показала, что эти определения составляют просто лишь одно тождество. Сила проявляет себя в том, что процесс предполагающего определения и процесс возвращающегося в себя определения – это одно и то же. Поэтому, поскольку внутреннее и внешнее рассматривались как определения формы, они, во-первых, лишь сама простая форма, а во-вторых, ввиду того что они этим определены в то же время как противоположные, их единство есть чистое абстрактное опосредствование, в котором одно определение есть непосредственно другое, и потому оно другое, что оно первое. Таким образом, внутреннее есть непосредственно лишь внешнее, и оно определенность внешнего, потому что оно внутреннее; и, наоборот, внешнее есть лишь нечто внутреннее, потому что оно лишь нечто внешнее. – А именно, так как это единство формы содержит оба своих определения как противоположные определения, то их тождество есть лишь этот переход, и в этом переходе – лишь другое их обоих, а не их содержательное тождество. Другими словами, это удерживание (Festhalten) формы есть вообще сторона определенности. Положена с этой стороны не реальная целокупность целого, а целокупность или сама суть дела лишь в определенности формы; так как последняя есть просто связанное вместе единство обоих противоположных определений, то, когда берут как первое одно из них – безразлично какое, – следует сказать об основе или о сути дела, что она именно поэтому столь же существенно находится и в другой определенности, но равным образом лишь в другой, так же как сначала было сказано, что она находится лишь в первой.
Таким образом, нечто, которое есть еще только что-то внутреннее, именно поэтому есть лишь внешнее. Или, наоборот, нечто, которое есть лишь что-то внешнее, именно поэтому есть лишь внутреннее. Иначе говоря, так как внутреннее определено как сущность, а внешнее – как бытие, то суть дела, лишь поскольку она есть в своей сущности, именно потому есть лишь непосредственное бытие; иначе говоря, суть дела, которая лишь есть, именно поэтому есть еще только в своей сущности. – Внешнее и внутреннее – это определенность, положенная так, что каждое из этих двух определений не только предполагает другое и переходит в него как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным как определенность и указывает на целокупность обоих. – Тем самым внутреннее есть завершение сущности по форме. А именно, будучи определена как внутреннее, сущность заключает в себе то, что она недостаточна и дана лишь как соотношение со своим иным, с внешним; но внешнее точно так же есть не только бытие или же существование, но и нечто соотносящееся с сущностью или с внутренним. Однако здесь имеется не просто соотношение обоих друг с другом, а определенное соотношение абсолютной формы, заключающееся в том, что каждое из них есть непосредственно противоположность себе, и имеется их общее соотношение с их третьим или, вернее, со своим единством. Но их опосредствование еще не имеет этой тождественной основы, содержащей их обоих; их соотношение есть поэтому непосредственное превращение одного в другое, и это отрицательное связывающее их единство есть простая, бессодержательная точка.