С этим связана и еще одна проблема – отношение к древним знаниям. Некоторые современные ученые пренебрежительно относятся к древнему знанию, которое заключает в себе огромный и пока еще не освоенный потенциал знания. Этот снобизм необходимо изживать и чем скорее – тем лучше. С другой стороны, иные приверженцы древних знаний настойчиво призывают ученых обратиться к великим религиозно-философским источникам древности и в них искать ответы на вопросы современной науки. Проповедуя высокие этические принципы, они порой бывают очень агрессивны в навязывании своего мнения. Они не понимают, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Не понимают, что великая Истина, которая заключена в этих источниках, соответствует уровню человеческого сознания того времени и ее нельзя механически пересаживать на современную почву. Не понимают, что «именно под знаком объединения с наукой древнее Учение сольется с нею и станет ее частью» [1, 250].
Теперь об опасностях, исходящих изнутри науки. Основная функция науки состоит в добывании нового знания. Она терпимо относится к любым самым «сумасшедшим» идеям, если они не выходят за пределы признанной научной парадигмы. Но идеи, выходящие за пределы парадигмы, наука безжалостно и бескомпромиссно отторгает. Подобная позиция понятна и отчасти оправдана: всякая сложившаяся система должна защищать себя. Но здесь кроется и серьезная опасность – опасность кристаллизации научных предрассудков. История науки полна примерами таких предрассудков и борьбой за их преодоление. Казалось бы, исторический опыт должен был научить большей терпимости. Но этого не происходит. Там, где дело касается внепарадигмальных явлений, наука демонстрирует догматизм, который вполне подобен религиозному. В чем причина живучести научных предрассудков? Остроумный и глубокий, на мой взгляд, ответ дается в книге «Община»: «Помните, что не безграмотный народ будет яриться против действительности, но эти маленькие грамотеи свирепо будут отстаивать свою близорукую очевидность. Они будут думать, что мир, заключенный в их кругозоре, действителен, всё же остальное, им невидимое, является вредной выдумкой. Что же лежит в основе этой нищенской узости? Та же самая, вид изменившая, собственность. Это мой свинарник, и потому всё вне его – ненужное и вредное. Это моя очевидность, и потому вне ее ничего не существует» [2, 206]. Возможно, кому-то могут не понравиться эти слова. Но, я думаю, что ученый, сохранивший чувство юмора и самокритичность, отнесется к ним со вниманием.