Еще на богословском факультете много приходилось слышать о карульцах и особенно об о. Феодосии. Говорили, что это один из немногих оставшихся прозорливцев и вообще старец великой жизни.
Готовясь к иночеству со всей серьезностью идейной юности, я очень был озабочен поисками «настоящего», как я тогда говорил, старца. И по тому же юношескому максимализму решил ехать на Афон просить о. Феодосия быть моим старцем и постричь меня в малую схиму.
Сказано-сделано. В те времена визы на Афон давали сравнительно легко.
И вот, я на св. Горе. В сопровождении своего доброго знакомца, еще по первому путешествию на Афон, о. Харалампия двинулись мы из Андреевского скита в трудный горный сорокаверстный путь на Карулю.
Был конец июня. Стояла ужасная жара. Двое суток пути по каменистой тропе показались очень утомительными.
Зная скудость карульскую, несли мы за плечами по изрядному мешку провизии: сухарей белых для утешения старцев, рису, сахару, чаю, оливкового масла и несколько коробок рыбных и молочных консервов. Мешочки эти тоже порядком вгоняли в пот.
Первую ночь ночевали в гостеприимной Крестовской келлии. Вторую – у не очень гостеприимных греков в монастыре Симоно-Петре, где нас всю ночь поедом ели огромные злющие клопы…
Вот, наконец, вожделенная Каруля. У о. Феодосия келлия под его собственной церковкой, построенной ему еще до войны одним благодетелем. Есть, впрочем, и «гостиница» – крохотный домик, сложенный им из камня в три «номера» – кабинки. Нельзя без нее – много приходит иноков за советом, или просто на богослужение в церковь.
Приветливо встречает нас о. Феодосий, неторопливо истово благословляет. Лицо серьезно, задумчиво, но глазами улыбается старец. И чувствуешь, что он уже тебя любит. Сердце радостно сжимается. Хочется по-детски приласкаться, свою любовь как-то показать.
Далеких гостей первым делом, по афонскому обычаю, накормить надо. Тут уж мы оказались «прозорливцами» – кроме сухариков ничего путного у старца в запасе не оказалось, если не считать небольшого количества сухих полузаплесневевших смокв.