О. Пинуфрий умолк. Можно было подумать, что он лично был знаком с этим, жившим чуть не тысячу лет назад сладчайшим певцом и музыкантом Господним.
Наш проводник поднялся, откланиваясь.
– А засим до-свидания, – сказал робко, точно был виноват, что уходит. – Мне пора ворочаться.
– Господь с тобой, – ответил о. Пинуфрий.
Тот подошел под благословение, поцеловал руку.
– Спасибо тебе, подсобил сумку нести, потрудился. Заходи ко мне в монастырь, я тебе чего-нибудь соберу.
Я тоже поблагодарил и дал монетку. Хотелось дать больше, но не оказалось мелких. Он смиренно поклонился, исчез быстро.
До сих пор мне жаль, что мало я его «утешил». Значит, на роду ему написано быть сиромахой, а мне – запоздало сожалеть.
* * *
Этот Иоанн Кукузель и тогда еще пронзил мне сердце. Вот и теперь, чрез много лет, возвращаюсь к житию его, как к свету и благодати.
Миловидный болгарский мальчик обладал удивительным голосом – прозрачным, сладостным. Иоанн был сирота, скромный и застенчивый. Попал в придворную капеллу Константинополя. По-гречески знал неважно. Когда сверстники спросили его раз, что он сегодня ел, ответил:
– Куку и зелиа («кукиа» – бобы).
Дети над ним посмеялись и прозвали Кукузелем. Думали ли они, что «смешное» имя в великой славе перейдет в историю?
Иоанн очень скоро выделился среди певцов и стал солистом императора. Тот полюбил его, приблизил к себе. Решил женить. Кажется, это и определило судьбу певца: он и вообще был склонен к уединенной жизни, созерцательной, а никак не семейной. Мысль о женитьбе просто поразила. Блеск Двора не привлекал. Он бежал на Афон, и в Лавре св. Афанасия стал простым пастухом «козлищ» – скрыл от братии прежнюю свою жизнь. Никто не подозревал, что знаменитый певец уходит в горы со своим стадом. Там, в одиночестве, он пел. Да, о. Пинуфрий правильно рассказал о слушателях: это были «козлища»: Иоанн пел псалмы столь «нежно и сладостно», что козлища эти окружали его как зачарованные, козы и козлы, потряхивая иногда бородками.