станет слышно о нем.
Познавший уж знает: всего не утратишь.
А ждать — значит камнем упасть в водоем…
Из Хуан Юэ
Ритмическая версия с перевода В.М. Алексеева
Фазы живописца.
I ЖИЗНЬ В ДУХЕ И РИТМЕ
В тисках ежедневных шесть норм соблюдая,
Жизнь в духе и в ритме важнее всего.
Пред кистью идея парит, все рождая.
Все таинство — там.
Вне картины оно!
Как звук, угнездившийся в струнах гитары,
Как дымка, что станет туманом сейчас,
Так ветер все воет и воет, все мало.
Так плещет и плещет волна всякий час…
В древнейшие свитки мой ум погрузился,
Лишь в ритмах веков он отыщет ответ.
Сроднившись с природою, всюду разлился…
Мне малого нет и огромного нет.
III В ВЫСОКОСТАРИННОМ
К нему подойдешь, но его не уловишь.
Надумай его — не приходит оно…
Добудь его в душу, что сам подготовишь.
Прими да… мгновенно бросай в полотно.
Просматривай речь Золотого Святого,
Иль знаки читай с барабанных камней.
Кругом на горах снег древнейший — основа,
Хранящий в высотах премудрости дней.
Великий философ Наитие знает,
Лишь он осознал это сердцем своим.
Но имя сокрыто его, ускользает…
Так, кто же… поведает все молодым?
VI В БОЖЕСТВЕННЫХ ЧАРАХ
Парят облака — в новых формах драконы.
Весна наступает, деревья в цвету.
Творец Превращений диктует законы
Душе ли, руке моей, я не пойму…
На службу себе мастеров я призвал.
Назвать же из них никого не хочу.
Я в сходстве искусен, талантом не мал.
Эй, образы, смирно! Я вас научу!
Случайно набрел я на это начало,
Но что же добавить к нему соглашусь?
Иные стараются — красок им мало,
Не видя где берег, где брод… Я смеюсь!
XV В СВЯТИЛИЩЕ ДУХА
Коль скоро насытились взор мой и слух,
То душу и руку объемлет восторг.
Взволнован я небом, возвышен мой дух,
Пьянен волшебством я, к чему ныне торг…
Я — сам себе корень, себе я — основа!
Я — классик, историк себе: все одно.
А, если украдкой увижу что снова,
Возьму, пораздумав, в свое полотно.
Я все предоставлю естественным зовам.
«Законы» от них непременно умрут.
Сравню это с песнью, с искрящимся звоном,
С поющим мальчишкой, ныряющим в пруд.
XVI В ЧИСТЕЙШИХ ПРОСТОРАХ
Белеет луна над высокой террасой.
Свет чистым потоком нахлынул на нас.
Уснула лютня в полудреме прекрасной,
Летит аромат — неизвестного сказ…
Журавль, пронзающий тучи в высотах,
Цвет сливы, чей зрак отразился в воде…
И то, что представить нельзя, тайна в нотах,
Представит мне кисть, что держу я в руке.
Могу этой кистью лечить я вульгарность,
Могу и возвысить я чей-то талант,
Уменьшить, раскрыть беспредельную дальность.
Зачем это все? Кто прочтет фолиант…
XVIII В СВЕТЛЕЙШЕ-ЧИСТЕЙШЕМ
Сквозная беседка в воде, в отраженье…
А лотос цветущий — в осенних тонах.
Пурпуровым цветом сияет в движение,
Лазурным мерцает на тихих волнах.
Прекрасная женщина в ярком наряде
Плывет и поет в орхидейной ладье.
Душа замирает с восторгом при взгляде,
Но дух остается все ж верен себе.
Поспорю с цветком этим взором я смелым.
Я в светло-чистейшем плыву, словно стих.
А те, кто марает все красным да белым,
Лишь стыд возбуждают во взглядах немых.
XX В ПРОСТЕЙШЕ-ЧИСТЕЙШЕМ
«Добротная толща не в том, что обильно…
Тщедушно-кривое не в малом живет».
Слова эти сказаны верно и сильно.
Заря в них мелодию Неба поет.
Стремись к простоте перед сложным узором.
Коль
Уважаемый Эзоп Ковчега!
А можно мне, как мало-мальски образованному товарищу, задать несколько вопросов автору стиха «ДВА МОНАХА И ДЕВУШКА»?
Заранее благодарен.
ДВА МОНАХА И ДЕВУШКА
Феана
Сезон дождей. Дорога грязная. Монахи
(ЗДЕСЬ – сколько монахов? Чтобы среди всех монахов выделить героев по названию – двух монахов) Дошли до речки мелководной. Перед ней Стоит красавица в шелках, луны светлей. Один взял на руки её, заслышав «ахи»,
(ЗДЕСЬ – с чем связаны «Ахи»?(у неё, простите, месячные?)
А если не в шелках и не луны светлей, то один монах, из многочисленных монахов, её бы не взял, потому, что речку мелководную и девочка перейдёт) Да перенёс и там поставил на траву. В молчанье шли они до вечера вдвоём… А перед сном второй (ЗДЕСЬ – в конце стиха нет третьего и четвёртого монаха!Почему?) спросил: — Я удивлён! Запрет монаха ты нарушил, почему?
…………….
Ох и тяжёл стих… С уваж.И.А.Крылов своих личных басен
Два монаха
Владимир Шебзухов
Чисты на небе облака. Не стало грозных туч. Хоть сильно разлилась река, Но в радость солнца луч. Свой, двум монахам, час настал Продолжить длинный путь. (Застала их в пути гроза. Пришлось передохнуть) Ждала обитель за рекой. Пусть поднялась вода, Ещё, чуть-чуть, и дом родной Их примет, как всегда! Вдруг за спиною женский крик. И каждый оглянулся. Кто помоложе, в тот же миг, В сторонку отвернулся! А голос помощи просил, Мол, слабый человек, На противоположный брег, Попасть, не хватит сил! Но старший, средь двоих, монах, Отнюдь, не оробел. И женщину он на руках Перенести сумел. А дале шли своим путём. Но по пути молчали. Пред домом стал и нипочём Путь длинный за плечами. Вот-вот в обитель им войти, Младой спросил: «Ответь, А не нарушил по пути Свой, данный ты, обет? В запретах всех, быстрей дано До Истины добраться… В них, строго, ведь, запрещено Нам женщины касаться!» «Что я в ответ сказать могу – Пусть перенёс, и что ж? Оставил там, на берегу! Закончим разговор… Но ты ту женщину несёшь, Как видно, до сих пор!»
А вот ещё понятливая притча в стихах
ГРЯЗНАЯ ДОРОГА.
Алексей С. Железнов Как грязно и скользко на мокрой дороге, Брели два монаха — скользили их ноги. Из храма в Киото шли в северный храм, Зачем они шли — я не ведаю сам. У места, где сходятся много дорог, Разлился неистовый горный поток. И там, в кимоно из блестящего шелка, Прекрасная девушка плакала горько. Пройти через воду не смела она, Слеза по щеке как дождинка текла. Один из монахов,Тандзан его звали, Не выдержал горькой девичьей печали. Он девушку, сникшую в горечи слёз, Легко через водный поток перенёс. И дальше монахи идут по горам, По грязной дороге в свой северный храм. Второй из монахов молчал, хмуря брови, И злые глаза наливались от крови. Уже возле храма не смог устоять, И начал Тадзана за грех обличать. «Монахи не могут касаться девиц, Тем паче красивых, изнеженных лиц. Держаться подальше от них мы должны, Как смел понести на руках ее ты?! «В лучах воспалённого солнца заката Печально Тадзан посмотрел на собрата: «Я взял и оставил ее за рекой, А ты всю дорогу тащил за собой.»