Потом все слушал Пэн Юэ жалобу из Ляна,
Сыма спросил: «За что царица Люй тебя казнила?
Каков проступок твой? И что ты сделал без Лю Бана,
В чём государыня тебя в столице обвинила»?
Сказал Пэн: «Никаких за мною совсем нет преступлений,
В своей я жизни лишь имел одни только заслуги,
Когда царь отбыл для мятежников всех усмиренья,
Ко мне от государыни пожаловали слуги.
Царица Люй была распутна, евнуха спросила,
Кто из вассалов, ханьских, что ни есть, красивый, самый
Сказал он обо мне, она приехать попросила
К ней во дворец, но с её страстью я был с ней упрямый.
Когда вошёл в большой Зал Золотых я Колокольцев,
То государыни там не было, евнух лишь встретил,
Сказал: «Царица поручила встретит богомольцев
И вас. Есть дело тайное»! И я ему ответил;
– «Готов я». Мы прошли в Дворец Великого Доверья,
Заметил я, что двери его настежь все открыты,
Я думал там монахи, но закрыли за мной двери,
Стоял в огромном зале стол с закусками, накрытый.
На лестнице стояла государыня-царица,
Она и провела меня к столу и посадила,
А после чарок двух вина, как их она испила,
Её страсть обуяла, мной решила насладиться,
Сказав, что радости меня ждут на её постели.
Но помня, что слуга царя – я, сразу ей ответил,
Что это невозможно, и тут чарки полетели
На пол, паркетный, меня яростный её взгляд встретил.
И шилом заколоть меня она тут приказала,
Разрезать на куски, затем сварить, их посолила,
И даже схоронить останки слугам запретила,
Кому-то их, как угощение её, послала.
Когда вернулся государь, она ему сказала,
Что замышлял измену я, она меня убила,
И где-то на погосте моё тело схоронила,
Обида, горькая, меня с тех пор в аду терзала».
Услышав речь Пэн Юэ, государыня вскричала,
(Она заплакала и там же находилась в зале):
– «Владыка Яньло! Всё неправда! Он всё врёт сначала,
Так как придворные меня в аду все оболгали.
Представил он по-своему всё! Ведь и вам известно,
Что в нашем мире мужики заигрывают с нами,
И женщины от всех мужчин страдают повсеместно,
Любой, увидев женщину, облапает руками.
В тот раз действительно я позвала его для дела,