говорит:
О, Господь! В чудесном теле
Твоего великолепья
В вихре солнечного ветра, зрю я брахму на пределе.
Вседержитель! Образ мира!
Зрю глаза, утробы, пасти, руки, тьму веков всевластье,
Мудрецов, сиянье пира.
Зрю в мерцанье вихрей света,
В битве воинов могучих, все в мгновениях текучих,
Без конца и без ответа.
Цель пречистых устремлений,
Ты — миров своих основа, вечной дхармы и престола,
Духа горнего течений.
Ты — единые начала,
И концы, и середины, пламя солнца пуповины,
И костров вселенских жала.
Все пронизано Тобою,
Все пространства и века, всех несет Твоя волна
Всемогущею рукою.
Вместе дивный и ужасный!
Ты — Властитель всех Богов. Страх и радость — Твой улов,
Гимнов сеятель прекрасный!
Все Адитьи, Садхьи, Рудры
В изумлении взирают на Тебя и воспевают
Предки, Васу и Асуры…
Из Второй беседы Арджуны и Санджая.
Ему, охваченному жалостью, с глазами,
Что полны слез, что был в отчаянии великом,
Благословенный молвил: — Что же, светлый ликом,
В минуту грозную отчаяние с слезами?
Ведь недостойна же Арийца слабость эта.
Стряхни презренную, она не для тебя.
Ты — побеждающий врагов, ты — слава дня.
Воспрянь, Арджуна, ради неба, ради света.
В ответ Арджуна: — Как направлю эти стрелы
На Бхишму, Дрону, на достойнейших отцов,
Что почитаемы людьми за мудрецов?
Великих Гуру убивать, чьи мысли зрелы?
Уж лучше нищим подаяние просить…
Не знаю я теперь, что лучшее для нас,
Быть побежденными, стыдиться в этот раз,
Иль тут сынов Дритарашатры победить?
Со смертью их… охоту к жизни потерять…
Тоска на сердце, помутился будто разум.
Не вижу Дхарму я свою. Скажи мне сразу.
Я, ученик, прошу Тебя ответ сказать.
Среди двух ратей стоя, словно улыбаясь,
Хришикеша так сказал в отчаяние его:
— Скорбеть о тех, о ком не следует, на что?
Ты говоришь, словами мудрости питаясь,
А не оплакивают мудрые ни тех,
Кто жив, ни тех, кто мертв, воистину пойми.
Ибо поистине же не было в пути,
Такого времени, где не было нас всех.
Не перестанем быть и в будущем все мы.
Как тот, кто в теле, детство, юность отпускает,
Так сильный с этой жизни в жизнь опять вступает,
И не скорбит об этом даже у черты.
Прикосновения с материей кидают
То в жар, то в холод, доставляют то страданья,
То наслаждения, и все переживанья
Так преходящи — налетают, исчезают…
Бхарата, мужественно их переноси,
Ведь тот, кого они не трогают, тот тверд,
И он к бессмертию способен, будь же горд.
У нереального нет жизни и пути.
А вот реальное, оно не престает
Во веки быть. Ты эту истину постигни,
Прозревший суть вещей, ты твердь в себе воздвигни,
Ведь Нерушимое — реально, не умрет.
Тела же Вечного, конечно, преходящи,
А сам всегда во веки Он неразрушим,
Поскольку он в тебе, и он неизмерим.
А потому сражайся. Время подходяще.
И тот, кто думает, что Он убить способен,
И тот, кто думает, что Он убитым будет,
Все заблуждаются. Во веки Он пребудет.
И человек не может, он Ему подобен.
Он не рождается, но и не умирает.
Он нерожденный, вечный, древний, постоянный.
И даже тело пусть убьют, он жив желанный.
Не может тот убить, кто это твердо знает.
Подобно сбросившему ветхую одежду,
Бросает он тела и новые берет.
Вода не мочит, и огонь его не жжет.
Нельзя рассечь, спалить, как высушить надежду,
Ведь он незыблемый, устойчивый, извечный,
И непроявленный. Не должен ты скорбеть.
Хоть даже мыслил, что он может умереть.