Анлуриин не роптала и даже не удивлялась всему этому, давно уже принимая как данность такую ситуацию, знакомую ей с самого детства. В их обществе, понятие любовь или душевная теплота, скорее считались слабостью, чем нормой, даже между родителями и их детьми. А проявлять их в обществе и вовсе считалось моветоном, со стороны дроу любого возраста и пола. Анлуриин, хотя и приходилась родной дочерью весьма уважаемой среди дроу матери, очень быстро поняла это, благодаря ее ранним нотациям и постоянным тычкам и затрещинам, с первых лет жизни получаемых ею как от нее, так и от всех остальных высокопоставленных – истинных дроу, принадлежащих их Дому.
Ее с самого детства учили ходить с высоко поднятой головой, не бегать без причины, не смеяться, а улыбаться лишь так, как это подобает аристократии дроу, то есть тонко и снисходительно. И не дай Л’лос, не плакать, иначе можно было тут же заработать от матери очередное наказание, которые так любили прописывать жрицы всем без исключения детям, за малейшую их шалость или провинность. Чаще всего наказанием за это была порка или весьма увесистые затрещины, выдаваемые тут же, причем это только для тех детей, кто еще не достиг половозрелости и не мог потому считаться взрослым. Для всех перешагнувших эту черту, в качестве физических наказаний, применялся уже хлыст или даже узловатая плеть многохвостка, надолго оставляющие кровавые рубцы, а иногда даже рваные раны, на теле провинившегося взрослого дроу.
Анлуриин гибко поднялась с парапета, как только высохли ее глаза, вздернула на подобающую высоту подбородок и грациозной походкой хищной кошки, покинула террасу. По пути она легко касалась своей рукой шерсти светлячков, усеявших парапет и освещавших всю его немалую длину. Светлячки были желанными, а потому активно приманиваемыми летающими букашками, жившими в Пещере и обеспечивающими, наряду с некоторыми видами насекомых, грибниц и улиток, освещение в этом огромном, подземном пространстве.