Анлуриин сейчас была на каникулах, в преддверии своего последнего года обучения в интернате, готовящем будущих жриц и их многочисленных помощниц, а потому находилась в своем Доме, где ее и застал этот, не сказать, чтобы долгожданный момент, когда ее тело перешагнуло порог юношества, превратив ее в женщину. Каникулы продолжались всего две недели и были слишком коротки для того, чтобы успеть, как следует насладиться заслуженным за год отдыхом. Это были единственные дни в году, когда она могла побыть дома, там, где ее по сути, никто не ждал, и где она была никому конкретно не нужна. Разве что Лана, ее питомица, хоть как-то выражала свою радость, когда она, спустя очередной год учебы, вновь оказывалась в своих личных покоях.
Свою мать, Фаэрил’л, Анлуриин последние годы видела лишь в храме, куда на праздники приводили всех детей интерната, чтобы они присутствовали на очередной обязательной службе, или могли понаблюдать, за каким-нибудь, чаще всего кровавым ритуалом. Даже находясь у себя дома, застать тут мать, было совершенно невозможно. Старшая жрица практически жила в помещениях храма, приходя в свои покои ненамного чаще самой Анлуриин. Но даже если бы произошло вдруг чудо и во время ее каникул они бы столкнулись где-нибудь во дворце, вряд ли дочь дождалась бы от матери чего-нибудь большего, чем короткого кивка или недолгого, практически пустого и скорее всего – совершенно без эмоционального взгляда.
Даже в многочисленных глазах Ланы, девушка имела больше шансов увидеть проблески теплоты, чем получить их от своей родительницы, с удовольствием сплавившей ее в интернат, при первой же возможности. Анлуриин, конечно же, не помнила свои первые годы жизни во дворце, но зато она хорошо запомнила последние годы перед интернатом, и то, как мало ей уделялось времени от ее собственной, крайне гордой и всегда жутко занятой матери. Даже слуги Дома, не слишком-то баловали девочку, предпочитая отправлять ее в свои комнаты, загрузив книгами, или озадачив мелкими поручениями. Личных слуг ей тогда еще иметь не полагалось, а те, что прислуживали ее матери, предпочитали ее либо не замечать, либо, при прямом приказе от своей хозяйки – поскорее от нее отделаться.