Ее соседка, Анлуриин не знала имени шагнувшей вперед девушки, подошла к камню, куда прислужницы уже уложили очередного раба, оказавшегося коренастым гномом, с какой-то на редкость ощипанной бородой, давно не чесанной, торчащей в разные стороны куцыми, свалявшимися от грязи и крови паклями. Грудь гнома была обнажена, а снизу, почти до его пупа, на него были натянуты непомерно большие, груботканые штаны, закрывающие его ноги до самых ступней. Прозвучавшие слова жрицы еще эхом отражались от стен, возвращаясь в центр каменной залы, когда одна из прислужниц храма, вложила в руку дрожавшей девушки кривой, капающий кровью кинжал, и отступила назад, оставляя ту наедине с хрипевшей что-то нечленораздельное, жертвой.
«Бей, чего ты ждешь?» – Подумала Анлуриин, глядя как та, в нерешительности смотрит на гнома, хоть и связанного, но силившегося скатиться с поверхности черного камня.
Рука молодой дроу застыла в верхней точке, а с кинжала продолжала капать вниз тягучими каплями кровь, попадая то на корчившегося гнома, то на отполированный камень, уже залитый ею, после всех предыдущих жертв. Уже прошедшие ритуал девушки, стояли по другую сторону, чуть правее статуи Л’лос, занимавшей собою всю дальнюю стену от входа.
Неизвестный, ушедший в века скульптор, изобразил огромную паучиху в момент ее атаки, когда ее передние, воздетые для удара лапы, были уже на полпути вниз, хищно ощерившись острыми, как бритва когтями, выполненными из тусклого, горного серебра, но регулярно затачиваемые жрицами, а потому блестевшими на концах в свете магических шаров. Приподнятая в грозном зависании головогрудь Л’лос, поддерживаемая выпрямленной и напряженной в ожидании удара второй парой конечностей, нависала над дальним концом залы, оставляя под собой священное место для Верховной жрицы, проводившей именно с этой точки, свои регулярные службы в этом храме.