Ясно, что материя – это тоже субстанция, ибо во всех изменениях на противоположное есть нечто, лежащее в основе изменений: так, например, в случае локальных изменений то, что иногда здесь, иногда в другом месте; в случае количественных изменений то, что сейчас так велико, иногда меньше или больше; в случае качественных изменений то, что сейчас здорово, иногда [14] болеет. Точно так же и в изменениях субстанции: то, что сейчас находится в процессе становления, в другой раз в процессе исчезновения; то, что сейчас лежит в основе как одно [15] это, в другой раз в частном порядке.
Комментарии и разъяснения:
С. Воджин (Stephen Voss) в «Aristotle’s Metaphysics: Books Z and H» указывает, что Аристотель обосновывает статус материи как субстанции (в одном из значений) через ее функцию быть субстратом (ὑποκείμενον) для любого изменения. Это аргумент от преемственности: изменение невозможно, если нечему изменяться.
Д. В. Бугай проводит различие: материя является субстанцией не в первичном смысле (как форма или синтез), а в смысле субстрата, «подлежащего» – того, что сохраняется при изменении и является его носителем. Это «вторичный» и производный статус.
А.Ф. Лосев подчеркивает, что примеры Аристотеля показывают иерархию изменений. Самый фундаментальный вид изменения – субстанциальное (возникновение/уничтожение), и для него тоже должен быть свой субстрат. Этим субстратом и является первоматерия (πρώτη ὕλη), чистая потенциальность.
Критическое описание: Аристотель расширяет понятие материи. Это не только физический субстрат (как дерево для статуи), но и фундаментальный онтологический принцип – то, что остается тождественным при любом изменении, включая самое радикальное – возникновение и уничтожение самой вещи.