Разрешение проблемы: Эти два определения не исключают, а взаимообуславливают друг друга. Именно потому, что первая философия изучает первую и высшую причину всего сущего, она необходимо является и наиболее общей наукой. Причина бытия всего сущего (божественное) не может быть частным предметом; она является универсальным принципом, раскрывающим природу бытия как такового. Таким образом, первая философия является общей не через абстракцию (как математика), а через приоритетность своего объекта, который служит основанием для всего остального. Это делает ее наукой о первых причинах и началах, то есть подлинной «мудростью» (σοφία).
Глава 2. О случайном бытии и невозможности его научного познания.
1. Многозначность бытия и выделение случайного (акцидентального)
[ Поскольку сущее высказывается многозначно, […] но помимо этого [есть сущее] в возможности и в действительности, […] сначала скажем о привходящем [бытии], что о нём нет [никакого] исследования. ]Основной текст: Ἐπεὶ δὲ τὸ ὂν λέγεται πολλαχῶς, […] ἀλλὰ μὴν καὶ παρὰ ταῦτα τὸ δυνάμει τε καὶ ἐνεργείᾳ, […] πρῶτον περὶ τοῦ κατὰ συμβεβηκὸς λέγωμεν, ὅτι οὐκ ἔστι περὶ αὐτοῦ θεωρῆσαι. Аристотель начинает главу с напоминания об основной для всей «Метафизики» идеи – многозначности (πολλαχῶς λέγεται) бытия (τὸ ὄν), которое раскрывается через категории (Кат. 4), как истина и ложь (Кат. 6) и, наконец, через ключевое для Книги E различение бытия в возможности (δυνάμει) и в действительности (ἐνεργείᾳ) (Met. 1045b32–1046a2)[1]. Среди этого многопланового многообразия он сразу выделяет один тип – случайное, или акцидентальное бытие (τὸ κατὰ συμβεβηκὸς ὄν / τὸ συμβεβηκός), и формулирует центральный тезис главы: о нём не может быть науки (ἐπιστήμη) или теоретического исследования (θεωρία)[2].Разъяснение: Как отмечает Альберт Швеглер, этот переход не случаен. Многозначность бытия требует своего рода «таксономии» видов бытия, и первой на очереди оказывается та его форма, которая наименее всего поддается научному упорядочиванию. Акцидентальное – это то, что «выпадает» из строгой причинно-следственной связи и потому представляет собой «границу научного познания» («Die Metaphysik des Aristoteles», Bd. III, S. 182)[3]. А. Ф. Лосев в своих комментариях подчеркивает, что Аристотель здесь проводит четкую демаркацию между устойчивым, сущностным бытием, которое является предметом метафизики, и бытием случайным, которое лежит в сфере мнения (δόξα) и единичного стечения обстоятельств («Аристотель. Метафизика», прим. 24)[4]. Д. В. Бугай акцентирует внимание на том, что «аристотелевское отрицание научного статута учения о случайном не есть его полное отрицание, но есть указание на его инаковость по отношению к бытию необходимости» («Бытие и случай: учение Аристотеля» // Вестник РУДН, 2007, с. 56)[5].