[8] Хотя понятие первого имеет различные значения, единая субстанция является первой во всех отношениях, как в плане понятия, так и в плане познания и времени.
Аристотель уточняет свой тезис о «первичности», различая три аспекта:
1. По понятию (λόγῳ): Определение акциденции (напр., «белое») необходимо включает в себя определение субстанции (напр., «то, что имеет цвет»).
2. По познанию (γνώσει): Мы знаем вещь только когда знаем, что она есть.
3. По времени (χρόνῳ): Конкретная субстанция (этот человек) существует во времени прежде своих акциденций (быть образованным, поседеть и т.д.).
Сара Уотерлоу (Sarah Waterlow) в «Nature, Change, and Agency in Aristotle’s Physics» подвергает сомнению третий пункт («по времени»). Всегда ли субстанция предшествует своим акциденциям? Например, младенец уже обладает всеми своими акциденциями (цветом кожи, весом и т.д.) с момента возникновения. Аристотель, вероятно, имеет в виду, что субстанция может существовать без конкретной акциденции (человек может потерять загар), но акциденция не может существовать без субстанции.
[9] Ибо ни один из других предикатов не имеет существования для себя, только он один. И индивидуальная субстанция также является первой в плане понятия, ибо понятие индивидуального бытия должно содержаться в понятии каждой вещи.
Повторение и усиление предыдущего тезиса. Абсолютная онтологическая независимость – главный признак первичной сущности.
Этот пункт является центральным для всего проекта Метафизики. Пьер Обенк (Pierre Aubenque) в книге «Le problème de l’être chez Aristote» переводит это как вопрос о «сущем-основании». Субстанция – это то, на чем все держится, последний предел всякого спрашивания. Критика может быть направлена на кажущуюся тавтологичность: сущность первична, потому что она первична. Однако сила аргументации Аристотеля – в его герменевтической феноменологии: таково устройство нашего языка, нашего познания и, следовательно, самого бытия, каким оно нам является.