[4] То же [следует] и о неодушевленных [предметах]: ничто не будет ни холодным, ни теплым, ни сладким, ни вообще ничем из чувственно воспринимаемого, если [оно] не воспринимается чувственно, так что им придется держаться учения Протагора.
[5] Да и одушевленное не будет иметь чувственного восприятия, если оно не воспринимает чувственно. Так что если слеп тот, кто не имеет зрения, когда [он] по природе имеет [его] и когда [он] имеет [его] по природе, и когда [он должен иметь его] по природе, то одни и те же [люди] будут слепыми и глухими по многу раз на дню.
[6] Далее, если лишенное способности неспособно, то то, что не становится, не будет способным стать; поэтому тот, кто говорит о том, что не становится, что оно есть или будет, говорит неправду, ибо это [значит] утверждать невозможное.
[7] Таким образом, эти взгляды упраздняют движение и возникновение. Ибо стоящее всегда будет стоять, а сидящее – сидеть; ведь [сидящий] не сможет встать, если у него нет способности вставать. Следовательно, если нельзя встать без способности, а тот, кто сидит, будет неспособен [встать], согласно [их учению], то никто никогда не встанет.
[8] Если же это невозможно, то очевидно, что способность и деятельность (δύναμις καὶ ἐνέργεια) – не одно и то же, а различны. А те [взгляды] делают способность и деятельность одним и тем же, поэтому они пытаются упразднить нечто далеко не малое.
[9] Таким образом, возможно, что нечто способно быть, но не есть, и [что нечто] не способно быть, но есть. И подобным же образом и в других [категориях]: способно ходить, но не ходит, и не способно ходить, но ходит.
[10] А способным (δυνατόν) считается то, для чего, если предположить осуществление той деятельности, для [осуществления] которой оно признано способным, ничто не окажется невозможным.
[11] Например, если нечто способно сидеть и ему присуще сидеть, тогда, если это случится, ничто невозможное не произойдет; и подобным же образом, если оно способно двигаться или быть движимым, остановиться, быть, возникнуть, не быть или не возникнуть.