В этом восприятии нет спешки. Нет опозданий и ранних приходов. Всё раскрывается тогда, когда должно – и не потому, что кто-то назначил момент, а потому что вне времени ничто не может быть «не вовремя».
Ты понимаешь, что всегда был здесь, вне линии. А линейное время – лишь способ ума понять непостижимое через иллюзию движения.
Глава 56. Растворение «я» во вне-времени
Когда исчезает линейное время, у «я» пропадает почва. Ведь оно всегда строило себя на основе истории: кем я был, кем стал, кем хочу быть. Оно жило между воспоминаниями и планами, между оправданиями прошлого и ожиданиями будущего.
Во вне-времени этого нет. Есть только чистое «есть». И в этом присутствии «я» не находит себе места. Оно начинает дрожать, потому что его привычный костюм – из кусочков времени, из пережёванных событий, из выдуманных линий судьбы.
Сначала ум пугается: «Если нет истории, то и меня нет!» Он думает, что это смерть. Но ты видишь: это не смерть, а рождение. Не исчезновение тебя, а исчезновение того, чем ты никогда не был.
Когда «я» растворяется, остаётся чистое присутствие – не нуждающееся в подтверждении, не опирающееся на события, не зависящее от воспоминаний. Оно не знает себя по имени, но знает себя как всё.
И тогда ты понимаешь: ум не может удержать это. Он может только смириться и позволить быть. А в этом позволении ты впервые чувствуешь, что значит быть свободным не от чего-то, а для всего.
Глава 57. Как ум возвращается за троном
Когда «я» растворяется, ум ненадолго теряет хватку. Он отступает, словно отступает армия, зная, что вернётся за троном.
Его возвращение всегда тихое. Не через открытый бунт, а через ласковое шёпотом: «Ну теперь-то мы поняли… Теперь мы знаем, что мы – не ум». Он крадёт твоё пробуждение и делает его частью своего образа.
Он начинает говорить: «Я просветлён». «Я в присутствии». «Я нашёл путь». И каждое такое «я» – новая корона на старой голове.
Иногда он возвращается через боль тела, через старые привычки, через привязанности, пряча их под видом «естественных нужд». Иногда – через желание рассказать всем, что «теперь я другой». Он превращает даже молчание в свой трофей.