Лао-цзы ушел в безмолвие в погоне за Чем-то бо́льшим, Чем-то невыразимым и неуловимым, за пределы слов или образов, даже за границы собственного просветленного ума. Он признал это во вступительных словах к трактату «Дао Дэ Цзин», преуменьшая значение собственной мысли.
ПУТЬ, О КОТОРОМ МОЖНО РАССКАЗАТЬ,
НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ВЕЧНЫМ ПУТЕМ,
ИБО НЕТ ИМЕНИ У ВЕЧНОГО.
НЕБО И ЗЕМЛЯ ПРОИЗОШЛИ ОТ БЕЗЫМЯННОГО.
НАЗВАННЫЙ – ЭТО РОДИТЕЛЬ ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ ВЕЩЕЙ.
Мы на Западе назвали Безымянного Богом, связав с Ним бесчисленные человеческие мысли. Однако этого золотого тельца не следует путать с истинным Безымянным. От названных богов произошли десять тысяч религий, культов и сект – каждая со своей интерпретацией неописуемого.
В нашу защиту можно сказать, что мы, люди, по крайней мере искали Безымянного в своей неуклюжей манере, начиная с тех дней, когда рисовали в пещерах, а затем в пирамидах, а также поклонялись Солнцу, Луне и планетам или богам времен года, вплоть до нашей эры. И мы всё еще находимся в поиске.
Язык не может описать неописуемое, но он может указать людям на Нечто Большее. Средневековый доминиканский монах Фома Аквинский отложил в сторону свою монументальную «Сумму теологии», объясняя внезапную потерю интереса одному из своих собратьев-монахов. «Всё это – тлен, – сказал он, – по сравнению с тем, что открылось мне». Прозванный братьями Быком из-за своего глубокого и упрямого молчания, Фома без колебаний отложил перо, потому что, подобно Лао-цзы, ему больше не нужны были слова.
