у всех сложилось впечатление, что
они были отправлены каким-нибудь неизвестным энтомологом, якобы прочитавшим
муровских "Двукрылых Центральной и Южной Африки" и полагающим, что автору
захочется изучить эту "новую и не поддающуюся определению" разновидность.
Следует также присовокупить достаточно твердо обоснованные заверения в том,
что голубокрылая муха абсолютно безвредна — здесь можно сослаться на
многолетний опыт туземцев. Мур тут же забудет о мерах предосторожности, и
одна из мух рано или поздно цапнет его, причем никто даже не сможет сказать,
когда именно.
Должен буду положиться на письма моих нью-йоркских друзей — время от
времени они еще поминают в них о Муре, — чтобы быть в курсе развития
событий, хотя, смею сказать, письмам этим предстоит возвестить о его смерти.
Однако мне ни в коем случае не следует проявлять к нему никакого интереса.
Мух я пошлю ему по почте во время экспедиции, ибо никто не должен знать
времени, когда я сделаю это. Самое лучшее — это взять долгий отпуск для
поездки в глубинные районы, отрастить там бороду, а после, приняв вид
случайно заехавшего в Укале энтомолога, отправить оттуда посылку и уже без
бороды вернуться домой.
12 апреля 1930 года. Возвращение в М"гонгу после долгой экспедиции. Все
получилось превосходно, график выдержан с точностью до одного часа. Отправил
мух Муру, не оставив никаких следов. 15 декабря, по случаю близкого
Рождества, взял отпуск и сразу уехал, прихватив с собой все, что нужно.
Устроил очень ловкий почтовый контейнер с отделением для куска зараженного
крокодильего мяса — корма для моих посланников. К концу февраля уже отрастил
бороду, достаточно густую, чтобы образовался клинышек в духе ван Дейка.
9 марта появился в Укале и отстукал на пишущей машинке торговой
фактории письмо доктору Муру. Подписался именем некоего Нэвиля из
Уэйланд-Холла — якобы энтомолога из Лондона. Думаю, нашел нужный тон — свой
брат, ученый, общие интересы и прочая чепуха в том же духе. Был артистически
небрежен в заверениях об "абсолютной безвредности" данных особей. В Укале
никто ничего не заподозрил. Едва войдя в буш, сбрил бороду, чтобы ко времени
возвращения не бросался в глаза мой незагоревший подбородок. За исключением
небольшого заболоченного участка, прошел весь путь без туземных носильщиков
— я способен путешествовать с одним рюкзаком за спиной, отлично ориентируясь
на местности. Мое счастье, что я привык к подобным странствиям. Долгое свое
отсутствие оправдал приступом лихорадки и ошибками в выборе направления при
переходе через буш.
Началось самое трудное — чисто в психологическом смысле — время. Мне
приходится ожидать известий о Муре, напустив на себя вид полнейшего
равнодушия. Конечно, он может и не получить укуса до той самой поры, когда
зараза уже утратит силу, но, при его беспечности, я готов поставить сто
против одного не в его пользу. Никаких сожалений я не испытываю — после
всего, что он причинил мне, он сполна заслужил свое и даже более того.
30 июня 1930 года. Ура! Мой первый ход удался! Только что случайно
узнал от Дайсона из Колумбии, что Мур получил из Африки каких-то новых
голубокрылых мух и что они чрезвычайно удивили его. Пока ни слова об укусе,
но если помнить о врожденной небрежности Мура — а мне ли не помнить об этом?
— то можно не сомневаться в том, что это случится очень скоро.
27 августа 1930 года. Письмо от Мортона из Кембриджа. Мур написал ему,
что в последнее время испытывает сильную слабость, упоминая при этом о
некоем насекомом, укусившем его в шею — мухе из числа тех странных особей,
которых он получил посылкой примерно в середине июня. Итак, успех? Видимо,
Мур еще не связывает укус с испытываемой им слабостью. Если только все
получилось, как надо, то Мур был ужален в самое подходящее время, когда
инфекция в насекомом достаточно развилась.
12 сентября 1930 года. Победа! Дайсон извещает, что Мур находится в
угрожающем состоянии. Теперь он уже сам прослеживает связь между своим
заболеванием и укусом, случившимся около полудня 19 июня, и сильно озабочен
схожестью неизвестного вида насекомых с мухой цеце. Пытается связаться с
Нэвилем из Уэйланд-Холла, отправившим ему посылку. Из сотни с лишком особей,
что я послал ему, живыми до него дошли двадцать пять. К моменту укуса
кое-кто