Такой же тип общества можно видеть реализованным в средневековой европейской миросистеме. С точки зрения ветхозаветной метафизики, которую христианство приняло в качестве точки отсчета, универсум создан Богом и создан совершенным. Несовершенство в нем является продуктом человеческого волюнтаризма, несанкционированной и, следовательно, негативно понимаемой активности. Человек своим волюнтаризмом совершил грехопадение, и все, что ему после этого осталось, – искать путь к утраченному раю. Бог создал не только универсум, но и общество. Его структура предполагается как земная часть мировой иерархии. Универсум иерархичен. Всякий субъект (элемент мира) располагается на своем структурном месте в иерархии и должен следовать логике этого места. В этом и заключается позитивное понимание «человека пассивного». Возвращаясь к раю, человек должен отбросить свой волюнтаризм.
Если мы представим, что такой тип универсума и общества становится фундаментальным жизненным вызовом, то ответ на вызов (зададим его как структурное отрицание вызывающей ситуации) будет направлять к проекту и реализации «открытого» общества-универсума. Развертывание модерна можно представить как последовательность реформ-революций, каждая из которых делала свои шаги в направлении построения логики «открытости». Этому процессу сопутствовали контрреволюции, которые пытались взять логику «открытости» в скобки, придать ей тактический смысл, оставляя стратегический смысл за «закрытостью». Европейские общества, несмотря на внутреннюю демократизацию и либерализацию, могли оставаться в рамках каких-то «сверху» заданных системных форм. Классическим примером здесь может служить логика национальных государств. Их формирование на всем протяжении развертывания модерна осуществлялось как двоякий процесс. С одной стороны, совершались преобразования «открытости» в тактическом отношении. С другой стороны, утверждалась логика господства «нации» как системного целого, по отношению к которому каждый отдельный человек является средством. В этом смысле на стратегическом плане утверждалась логика «закрытости». Первая мировая война стала максимальным выражением борьбы наций, в которых индивидуальный человек становится «человеком системы» и расходным материалом в войне. В той мере, в какой логика понимания социально-культурной реальности и логика ее реального существования непременно была погружена в логику социально-системной организации с противостоянием систем, модерновый процесс «открывания» общества и универсума оказывался существенно ограниченным. Можно говорить, что на протяжении логики развертывания модерна разворачивалась диалектика про-системности и контр-системности в отношении понимания и построения человеческого существования. Как я уже говорил, определённым рубежным пунктом стала рефлексия второй половины XX века – постмодернизм. Отвечая на вызов войн систем первой половины XX века, он утверждал максимально контр-системное понимание, контр-системный проект.