Когда Мурзин рисует захват человека логикой социальности, то у него действительно получается, что когда-то в мифологическую эпоху человек был максимально индивидуализирован. Мурзин никогда не говорит этого напрямую, но это прочитывается по пафосу, с которым он описывает последующий период. «Общность, а не отдельная душа» стала в последующее время «микрокосмом по отношению к макрокосму всего существующего». Неявно предполагается, что в предыдущее время, время мифологии, все было наоборот: микрокосмом была индивидуальность. Но это лишено исторической логики, это выглядит как откровенно мифологическое утверждение. Логично предполагать, что мифологический человек (из условного каменного века) был человеком, деятельностные возможности которого были развернуты в минимальной степени. А это означает, что его возможности быть индивидуальным в максимальной степени были ограничены. Быть индивидуальным в контексте земной природы означает быть в достаточной степени деятельностно оснащенным. Если человеческий род еще не был деятельностно развитым, то его возможности индивидуализации тоже были неразвитыми. Индивидуальность должна появляться и расширяться вместе с коллективно и деятельностно понимаемой развитостью. Это относится как к материальному, так и к сознательному плану. В этом смысле утверждение о том, что мифологическая эпоха является господством отношения «кто-кто» (а значит, и индивидуальности), является откровенным смешением принципа одушевления и принципа индивидуальности. Да, в этом периоде было одушевление (анимизм), но это не предполагает обязательной индивидуализации. Логично считать, что индивид в то время осознавал себя прежде всего представителем рода и действовал также в составе рода. Для того чтобы ему в осевую эпоху начать мыслить себя индивидуальностью, нужно было пройти путь, который предполагает социальное и деятельностное развитие.