Византийская имперская политическая концепция была полностью воспринята на Руси. После падения Константинополя в 1453 г. окрепшее Русское государство осознало себя преемницей Византии. Эти идеи нашли идеологическое обоснование в теории Москвы – Третьего Рима, поначалу носившей эсхатологический характер. Определенное политическое звучание теории византийского наследства получили во второй половине XVII в., когда постепенное продвижение России на юг привело ее к прямым столкновениям с Османской империей, и перспективы выхода к Черному морю стали реальностью.
Моральное право России считаться наследницей Византии в течение XVI–XVII вв. подтверждалось как восточными патриархами, так и многочисленными представителями духовенства, приезжавшими в Москву за пожертвованиями. В XVIII в. имперские амбиции России приобрели более отчетливые формы и направление, а к началу XIX столетия, казалось, приблизилось их осуществление – овладение Константинополем и проливами.
Между тем в начале XIX в. произошло формирование национальной идеи греческого народа, которая через несколько десятилетий переросла в знаменитую Великую идею – идею воссоздания Византийской империи и объединения всех исконных греческих земель в одном государстве со столицей в Константинополе. Первым практическим шагом в ее осуществлении была греческая революция 1821 г. и образование независимого Греческого государства. Если до начала XIX в. греки видели свое освобождение от османского ига только с помощью русского оружия, то в XIX в. они опирались больше на поддержку западных держав, в первую очередь враждебной России Англии. Результатом было столкновение двух имперских амбиций, двух претензий на восстановление Византийской империи – великодержавной русской и национальной греческой3.