«новое тело» и «после смерти», как и в других инициациях, «снова родиться». Об этом возвещает сам Будда: «Кроме того, я показал моим ученикам способ, которым можно из этого тела [состоящего из четырех элементов] вызвать к существованию другое тело – творение разума [рупим маномаям] со всеми его конечностями и прочими частями, обладающее к тому же трансцендентными способностями [абхининдриями]. Это похоже на то, как человек очищает тростник от оболочки, или достает меч из ножен, или наблюдает, как змея избавляется от старой кожи, понимая, что тростник, меч и змея – это одно, а оболочка, ножны и кожа – другое»3. Здесь очевиден символизм инициации: образы змеи и сбрасываемой ею кожи, являющиеся одними из древнейших символов мистической смерти и воскрешения, встречаются еще в брахманической литературе. Ананда Кумарасвами показал, что буддистское посвящение продолжило ведическую традицию (дикши) и в основном придерживалось ее схемы инициации. Монах отказывался от своего имени и становился «сыном Будды» (шакьяпутто), потому что он «рождался среди святых» (арья); так, Кассапа, говоря о себе, заявил: «Побочный Сын Благословенного, рожденный из Его уст. Рожденный Дхаммой, наполненный Дхаммой и наследник Дхаммы». Значение гуру как мастера инициации в буддизме так же велико, как и в любой другой индийской сотериологической доктрине.
Будда учил пути, т.е. тому, как умереть для зависимости, страдания и человеческого состояния вообще и возродиться для свободы, блаженства и необусловленности (нирваны). Но он избегал говорить об этой необусловленности, будто опасаясь, что не сможет показать ее с лучшей стороны. И он подвергал критике брахманов и париббаджаков именно потому, что они слишком много говорили о невыразимом и утверждали, что могут дать определение «Я» (атману). С точки зрения Будды «утверждать, что существует реальный вечный атман, является заблуждением; но утверждать, что он не существует, также является заблуждением». Но если мы прочитаем то, что он говорит об освобожденном (находящемся в состоянии нирваны) человеке, то увидим, что он во всех отношениях совпадает с небуддистским дживан-муктой, человеком, «достигшим освобождения при жизни». Он тот, кто «будучи жив, отсекает себя от жизни [ниччхата], погружается в «нирванное» состояние [нибута], осознает источник радости в себе самом и живет с душой, тождественной Брахману». Л. де ла Валле Пуссен, который цитирует этот текст, сравнивает его с «Бхагавадгитой», V, 24: «Тот, кто черпает свет и счастье лишь внутри себя